“Вся Россия – наш сад” (в чем заключается оптимизм пьесы А. П. Чехова “Вишневый сад”)

“Вишневый сад” – одна из наиболее многозначных пьес Чехова. Здесь стоит подзаголовок “комедия”, но во время представления зрители почти не смеются. И рецензенты после первой постановки “Вишневого сада” в Московском Художественном театре отмечали, что в пьесе поставлен “памятник над могилой симпатичных белоручек, орхидей, отцветших за чужим гробом… Вялое покорство и кроткость их наполняют сердце ужасом и жалостью”.

А будущий нарком просвещения в первом советском правительстве А. В. Луначарский утверждал, что

чеховские герои обнаруживают бессилие перед жизнью: “Но что делает пьесу до боли грустной, это общая идея бессилия человека перед жизнью, бессмысленностью, стихийностью совершающегося процесса. Жизнь сама нами владеет, наделяя нас разными масками и ролями. Настоящая “циркуляция дела” совсем не в людских помыслах и желаниях, она вертится помимо их…”
“Симпатичные белоручки” и “отцветшие орхидеи” – это, конечно же, владелица сада разорившаяся помещица Раневская и ее столь же легкомысленный брат Гаев, проевший свое состояние, по образному чеховскому выражению, на леденцах. Они действительно бессильны перед жизнью и беспомощно барахтаются в ее стихийном стремительном потоке. И Раневская, и Гаев безраздельно принадлежат прошлому. Будущего у них нет.

Но все-таки, как отмечал один из критиков, “Вишневый сад” “символизирует собою не одни только отрицательные моменты прошлого”. С какими же образами связан положительный идеал пьесы?
Пожалуй, наибольшие симпатии у нас вызывают “вечный студент” Петя Трофимов и любящая его дочь Раневской Аня. Они иногда подвергались критике как не самые выразительные персонажи пьесы. Но надо принимать во внимание и цензурные условия. Чехов прямо писал О. Л. Книппер-Чеховой 19 октября 1903 г.: “Ведь Трофимов то и дело в ссылке, его то и дело выгоняют из университета, а как ты изобразишь сии штуки”.

Но речь Трофимова: “Вся Россия наш сад. Земля велика и прекрасна, есть на ней много чудесных мест… Мы отстали, по крайней мере, лет на двести, у нас нет еще ровно ничего, нет определенного отношения к прошлому, мы только философствуем, жалуемся на тоску или пьем водку”.

Эти слова, сказанные в начале XX века, вполне применимы и к русской интеллигенции конца нашего столетия. Трофимов, однако, не теряет оптимизма. Он убежден, что “чтобы начать жить в настоящем, надо сначала искупить наше прошлое, покончить с ним, а искупить его можно только страданием, только необычайным, непрерывным трудом”.

Трофимов убежден: “Человечество идет вперед, совершенствуя свои силы. Все, что недосягаемо для него теперь, когда-нибудь станет близким, понятным, только вот надо работать, помогать всеми силами тем, кто ищет истину. У нас, в России, работают пока очень немногие. Громадное большинство той интеллигенции, какую я знаю, ничего не ищет, ничего не делает и к труду пока не способно.

Называют себя интеллигенцией, а прислуге говорят “ты”, с мужиками обращаются, как с животными, учатся плохо, серьезно ничего не читают, ровно ничего не делают, о науках только говорят, в искусстве понимают мало. Все серьезны, у всех строгие лица, все говорят только о важном, философствуют, а между тем у всех на глазах рабочие едят отвратительно, спят без подушек, по тридцати, по сорока в одной комнате, везде клопы, смрад, сырость, нравственная нечистота… И, очевидно, все хорошие разговоры у нас для того только, чтобы отвести глаза себе и другим”. Выход чеховский герой видит в том, чтобы своим примером указать другим путь к иной, лучшей жизни.

Он говорит нуворишу Лопахину: “Дай мне хоть двести тысяч, не возьму. Я свободный человек. И все, что так высоко и дорого цените вы все, богатые и нищие, не имеет надо мной ни малейшей власти, вот как пух, который носится по воздуху.

Я могу обходиться без вас, я могу проходить мимо вас, я силен и горд. Человечество идет к высшей правде, к высшему счастью, какое только возможно на земле, и я в первых рядах!” Петя Трофимов свято верит, что либо сам дойдет до будущей светлой цели, либо укажет “другим путь, как дойти”. Он надеется, что удастся проложить путь в лучшее будущее. Здесь устами Трофимова говорит сам драматург.

Чехов полагал, что интеллигенция должна быть свободна от материальной зависимости от власть имущих и что ей следует вести народ к лучшему будущему. С этим он связывал надежды на оздоровление русского общества. Преданный в последней чеховской пьесе все равно символизировал юность, поэзию, родину, возвышающуюся над страстями человеческими.

Интересно, что в своем ялтинском саду Чехов среди прочих деревьев посадил и вишни. И с гордостью рассказывал другому русскому писателю А. И. Куприну: “Ведь здесь до меня был пустырь. А я вот пришел и сделал из этой дичи культурное, красивое место… Знаете ли, через триста-четыреста лет вся земля обратится в цветущий сад.

И жизнь тогда будет необыкновенно легка и удобна”. Вот о такой жизни и мечтают Трофимов и Аня. И наиболее верный путь к ней – свершить хоть одно доброе дело, и для начала посадить хоть одно дерево в новом саду, который должен вырасти на месте вырубаемого дельцом Лопахиным вишневого сада.