Воплощение в образе Татьяны русского национального характера

Уже в первой строфе говорится о том, что Татьяна увидела зимний пейзаж, и в этом пейзаже – двор, забор, деревья в зимнем серебре (едва ли не фольклорное серебро), сороки. А затем идет общеизвестная строфа “Зима!.. Крестьянин торжествуя…”, сгущаются крестьянские мотивы (и предметные и лексические): крестьянин, дровни, лошади, кибитка, ямщик… на облучке, в тулупе, кушаке, Жучка и др. Крестьянскую, “низкую” народность этой строфы Пушкин полемически подчеркивает:
Но, может быть, такого рода
Картины вас не привлекут:
Все это

низкая природа,
Изящного не много тут.
Согретый вдохновенья богом,
Другой поэт роскошным слогом
Живописал нам первых снег
И все оттенки зимних нег…

Это не столько комплимент Вяземскому, сколько полемика с поэтом того стиля, который был осужден Пушкиным в образе Онегина и его среды. Отсюда и “высокая” стилистика, рядом с симпатией к облучкам, Жучкам и тулупам, звучащая почти пародийно, и изыск – “согретый вдохновенья богом”, и роскошный слог, и “неги”, имеющие к тому же разнообразные оттенки. Далее Пушкин прямо отказывается от манеры Вяземского, заодно и Баратынского: Но

я бороться не намерен Ни с ним покамест, ни с тобой, Певец финляндки молодой! Причина и основание этого отмежевания Пушкина ясны; следующая же строка раскрывает их:

Татьяна (русская душою,
Сама не зная, почему)
С ее холодною красою
Любила русскую зиму…

Здесь сформулирована тема Пушкина: настоящая, не надуманная народность души, тема, чуждая и Вяземскому и Баратынскому. Эта тема в образе Татьяны будет вслед затем широко развернута. Опять перед нами новый поворотный момент в истории Татьяны: она вновь встретится с Онегиным, и вновь произойдут решающие события, уже трагические, – и вновь, и еще сильнее, чем раньше, зазвучит ее народный лейтмотив, начиная с этой же 4-й строфы, где идет речь о среде Татьяны, которая любила “мглу крещенских морозов” с их народной обрядностью, гаданьями и фольклорными обычаями; при этом гадали-то “служанки”, и им, оказывается, близка Татьяна.

Затем идет сон Татьяны. Это длинная (почти 11 строф, около полутораста стихов), внесюжетная, казалось бы, вставка была бы, без сомнения, композиционной ошибкой Пушкина, если бы она только останавливала развитие романа, если бы она была в нем неким посторонним явлением. Между тем именно то обстоятельство, что Пушкин решился пойти на риск задержки хода романа, показывает, насколько важен был для его замысла, для его идеи сон Татьяны. В самом деле, сон – это средство раскрытия самых глубоких, сокровенных, неосознанных глубин, основ душевного склада героев.

Сон Татьяны заменяет у Пушкина подробный анализ ее психологического мира, воплощая его в образах. Сон Татьяны – это ключ к пониманию ее души, ее сущности.

В шестой главе Татьяне опять уделено всего лишь несколько строк; она в этой главе не участвует. В седьмой главе снова появляется Татьяна, и с нею – отзвуки мотивов народности:

И вот одна, одна Татьяна!
Увы! подруга стольких лет,
Ее голубка молодая…

Это как бы внутренний монолог Татьяны, несколько романтически-сентиментальный (см. следующие строки), но “голубка молодая” – выражение, отмеченное колоритом народности, так же, как и последний стих строфы: “И сердце рвется пополам”. В строфе 13-й, в знаменитом описании вечера, – мотивы деревенской жизни: и хороводы, и “огонь рыбачий”. Далее Татьяна пришла в усадьбу Онегина – и опять “простонародные” образы:

Ребят дворовая семья
Сбежались дружно.
Не без драки
Мальчишки разогнали псов…

В следующей строфе появляется Анисья, как бы дублет няни Татьяны, с почти такой же народной речью и обликом. Иначе говоря, опять рядом с Татьяной, бросая отсвет своего образа на образ Татьяны, дружеская фигура крестьянки. Любопытно, что на протяжении шести глав романа, на протяжении ряда мест, где описывается Онегин в усадьбе, нигде не появилась эта Анисья; при Онегине ее нет, ей не нашлось места.

Но стоило появиться здесь Татьяне, и тут как тут добродушная крестьянка, речь которой занимает и следующую (18-ю) строфу.

Наступает зима, последняя в деревне для Татьяны, и эта зима описана фольклорно-мифологически – ми образами вплоть до

И рады мы
Проказам матушки-зимы.
Не радо ей лишь сердце Тани”…

Татьяна – в Москве, в чуждой ей и далекой от народности среде. Темы внутреннего изменения Татьяны в романе нет. В нем указано лишь внешнее усвоение Татьяной светских манер, не более.

А в существе своем Татьяна осталась прежней – милым идеалом, бедной Таней. Таков был, по Пушкину, высший апофеоз простого и скромного величия нравственной народной души: явившись в чуждую ей пышную и искусственную среду, она и ее, даже ее, ложную среду, заставила склониться с чувством невольного уважения. Однако подлинным контрастом Татьяне является круг ее московских кузин в седьмой главе и сами эти кузины, изображенные в сатирических тонах.

Пошлость и развращенность московской дворянской среды измеряют достоинство идеала, воплощенного в Татьяне. Что же касается автора-поэта, то, как он ни связан во мно – Как написать сочинение с онегинским миром, он несет в своей душе идеал Татьяны. Поэтому он мечтает написать роман в духе ее душевного строя. Поэтому же он отрекается от “ученых” светских дам в пользу дедовских традиций мира Татьяны:

Но я… Какое дело мне?
Я верен буду старине…


1 Star2 Stars3 Stars4 Stars5 Stars (1 votes, average: 5.00 out of 5)
Loading...

Воплощение в образе Татьяны русского национального характера