Война – путь самопознания и прозрений Солженицына А. И

Будучи мобилизован в армию в октябре 1941 г., Солженицын вначале попал… в обоз лошадиной тяги, в гужетранспортный батальон (“лошадиную роту”). В письме от 25 декабря 1941 г. он без всякого восторга пишет: “Сегодня чистил навоз и вспомнил, что я именинник, как нельзя кстати пришлось…” И тут же формулирует – вписывая саму войну в какой-то необходимый ему для самопознания, прозрений акт жизненного сценария! – особый подход ко всему событию войны: “Нельзя стать большим русским писателем, живя в России 1941-1943 годов и не побывав на

фронте”. Он явно торопит процесс самовоспитания, самоанализа, ищет путей к народной душе в час эпических испытаний.
Война как будто “услышала” эти ожидания будущего писателя, выдернула его из конюшни. В феврале 1942 г. Солженицын попал в 3-е Ленинградское артиллерийское училище в Костроме. В дальнейшем – уже в звании лейтенанта (оно присвоено осенью 1942 г.) – Солженицын попал в Саранск (Мордовия), где формировалась артиллерийская группа разведки.
В 1943 г. после взятия Орла Солженицын награжден орденом Отечественной войны II степени, в 1944 г. – после взятия Бобруйска – орденом Красного Знамени. В Восточной Пруссии он, уже капитан, – это позже чрезвычайно радовало А. Т. Твардовского при защите Солженицына – мужественно вывел из вражеского окружения свою часть.
Война – это путь стремительного избавления Солженицына от миражей и фантомов. Избавления не наедине с самим собой, а в общении с другом юности Николаем Виткевичем (Кокой).
Самое существенное, лишь частично отраженное в письмах Николаю Виткевичу, присутствовало где-то в глубине прозревшей души: “Великий Замысел”, идея написать неофициозную “новую художественную историю послеоктябрьских лет” (и самой революции), естественно, с новыми внеофициозными оценками роли и смысла поведения В. И. Ленина и И. В. Сталина. Слишком уж легковесными, невыносимыми для сознания стали после пламени войны все шаблоны, штампы, все картонные персонификации добра и зла, якобы “объяснявшие” трагическую историю, муки России в XX в. Юношеское нетерпение было, правда, зашифрованным, немногословным. Ho и тех немногих, видимо, откровений о “Великом Замысле”, тех якобы зашифрованных оценок “Вовки” (Ленина) и “Пахана” (Сталина), что мелькнули в переписке Солженицына и Н. Виткевича (и были засечены цензурой), оказалось вполне достаточно для ареста будущего писателя в феврале 1945 г. в Восточной Пруссии.
О приговоре – 8 лет по статьям 58-10 и 58-11 – от 7 июля 1945 г. писатель узнал 27 июля 1945 г. Заглядывая вперед, заметим, что реабилитирован он был уже после XX съезда КПСС 6 февраля 1957 г.