Великая Отечественная война в творчестве Ахматовой А. А

Война застала Ахматову в Ленинграде. В августе и сентябре, уже во время блокады, она оставалась в городе. Поэтесса Ольга Берггольц вспоминала: “С лицом, замкнутым в суровости и гневности, с противогазом через плечо она несла дежурство как рядовой боец противовоздушной обороны. Она шила мешки для песка, которыми обкладывали траншеи-убежища…” Тогда же, в сентябре 1941 года, когда Ленинград постоянно бомбили, поэт выступала на радио, по словам О. Берггольц, “как истинная и отважная дочь России и Ленинграда”.

В октябре больную Ахматову

эвакуировали из осажденного города. Об этом времени она вспоминала: “До мая 1944 года я жила в Ташкенте, жадно ловила вести о Ленинграде, о фронте. Как и другие поэты, часто выступала в госпиталях, читала стихи раненым бойцам.

В Ташкенте я впервые узнала, что такое в палящий зной древесная тень и звук воды. А еще я узнала, что такое человеческая доброта: в Ташкенте я много и тяжело болела.
В мае 1944 года я прилетела в весеннюю Москву, уже полную радостных надежд и ожидания близкой победы. В июне вернулась в Ленинград”.
Великую Отечественную войну Ахматова восприняла как искупление народом греха революции

и безбожия. Ее стихи военных лет выдержаны в духе советской поэзии и снова появляются в печати. Стихотворение “Мужество” было напечатано в газете “Правда” 8 марта 1942 года:

Не страшно под пулями мертвыми лечь,
Не горько остаться без крова, –
И мы сохраним тебя, русская речь,
Великое русское слово.
“Великое русское слово” выступает как символ народа. Стихотворение обращено к вечному, и эта главная идея сконцентрирована в его последнем слове – “навеки”. Идея “Мужества” и других военных стихов Ахматовой не сводится к пафосу борьбы с врагом, она заключается в том, что народ совершает небывалый подвиг во имя духовной свободы.
Ахматова в годы войны пишет не о себе, а о женщине вообще, матери, для которой все дети – родные: первый дальнобойный немецкий снаряд в Ленинграде “равнодушно гибель нес / Ребенку моему”, словно о родном (и живом: “Постучись кулачком – я открою”) пишет она в эвакуации о погибшем иод бомбами маленьком сыне ее соседей по Фонтанному Дому (“Памяти Вали”, 1942), и даже старинная статуя в Летнем саду, заботливо укрываемая землей, для нее “доченька” (“Nox. Статуя “Ночь” в Летнем саду”, 1942).
В 1946 году Ахматова снова попала в немилость к партийному руководству: после выступления секретаря ЦК ВКП(б) А. Жданова вышло постановление ЦК ВКП(б) “О журналах “Звезда” и “Ленинград””, в котором поэзию Ахматовой обвинили в безыдейности, отсутствии воспитательного начала. Поэта исключили из Союза писателей. Весь тираж уже напечатанного в 1946 году нового сборника ее стихов (10 ООО экземпляров) был уничтожен. Ахматову вновь перестали печатать, она бедствовала.

Многие прежние знакомые, увидев Анну Андреевну на улице, переходили на другую сторону, и лишь немногие друзья продолжали общение с ней. Но она вынесла все с достоинством.
В конце 1950-х годов запрет с имени Ахматовой был снят. В 1958 и 1961 годах вышли небольшие сборники ее стихотворений, а в 1965 году – итоговый, самый большой прижизненный сборник “Бег времени”.
В первом стихотворении цикла “Тайны ремесла” – “Творчество” – воссоздается таинство рождения произведения: “И просто продиктованные строчки / Ложатся в белоснежную тетрадь”. Внимание поэта задерживают разные звуки, из которых возникают тональность, настроение будущего стихотворения. Вокруг единственного, “все победившего” звука так тихо, что “слышно, как в лесу растет трава”. И наконец поэт “начинает понимать” прозвучавшее в мире слово.

Истинно художественное произведение Ахматова всегда воспринимала как “продиктованное” кем-то, “подслушанное” у музыки, природы, Музы.
Подумаешь, тоже работа, –
Беспечное это житье:
Подслушать у музыки что-то
И выдать шутя за свое.
Поэт, 1959