“Вечный ропот человека” в поэме “Мцыри”

В структуре поэмы наличествует не явно выраженный, но многое определяющий диалог автора и героя, создающий в совокупности с другими видами диалогичности “большой диалог” поэмы. В этом плане многозначителен эпиграф к поэме, высвечивающий многообразие ее социально-исторического, гуманистического содержания. Эпиграф представляет собою видоизмененную цитату из Библии: “Вкушая, вкусил мало меда, и се аз умираю”.

Даже вне контекста библейской легенды эпиграф, “переговариваясь” с текстом поэмы, дает целый пучок смыслов.

Один

из них: “Я мало жил, еще меньше вкусил жизненных благ и уже должен умереть – в этом ли высшая справедливость?” Или: “Почему так скоротечна и бедна человеческая жизнь перед лицом неистощимо богатой и вечной природы?” Этому ряду смыслов противостоят другие, например: “Я мало жил, но приобщился к главному в жизни – к свободе”. Смысловое, богатство диалогического подтекста поэмы умножается при обращении к библейскому контексту эпиграфа, по которому юноша Ионафан (слова которого вынесены в эпиграф поэмы), помогший народу отстоять свою свободу, был осужден на смерть за нарушение царского “безрассудного” запрета. И возроптал тогда народ: “Иоанафану ли умереть, который доставил столь великое спасение? Да не будет этого!

И освободил народ Ионафана, и не умер он”. “Земной мед” обретает в межтекстовом диалоге значение не просто земных благ, но и их “заклятой” запретное, становится символом ограничений, устанавливаемых человеку религией, официозной моралью, деспотической властью.

Эпиграф, с одной стороны, подчеркивает несправедливость запретов, ограничивающих полноту земной человеческой жизни, а с другой – законность протеста против всех земных и небесных “заклятий”, превращающих человека в покорного исполнителя чужой воли и чуждых ему законов. С огромной трагической силой в поэме как бы утверждается: “И не освободил народ Мцыри, и умер он”. Но в этом нет вины народа, как нет вины и. героя.

Тут скорее их беда: они пребывают в насильственном отрыве друг от друга. Мцыри рвется на родину, к своему народу, но не находит пути к нему, и в этом один из истоков его трагической обреченности. Тем не менее даже на пороге смерти он не отказывается от верности свободе, своему народу.

Полифонически многозначно соотносятся между собой и авторское вступление к поэме с исповедью героя. Если эпиграф напоминал о временах библейско-легендарных, то в первой строфе пролога говорится уже о реально-достоверной, хотя и “седой” старине – об истории древнего монастыря, многострадального грузинского народа, воссоединившегося с Россией и тем самым упрочившего свою безопасность (“И божья благодать сошла на Грузию”). Вторая же глава пролога переводит повествование из общеисторического плана, предмет которого – судьба государства и народа, в план индивидуально-личностный. Здесь излагается “история” судьбы конкретного человека – Мцыри.

Поэт движется последовательно от большой к малой истории, а от нее – к отдельному человеку, песчинке истории. В исповеди “история души” героя раскрывается как особая “малая вселенная” личности, в ее автономности и вместе с тем зависимости от “большой вселенной”.

Двойной взгляд поэта на своего героя, извне и изнутри, сближает и разделяет его с ним. Сочетание в авторской точке зрения “телескопического” и “микроскопического” рассмотрения героя придает его изображению смысловую масштабность и глубину. Соотношение правды “цветущей Грузии” и судьбы Мцыри, успехов “цивилизации” и трагедии отдельного человека в поэме Лермонтова в известной мере перекликается с “оппозицией” правд Петра и Евгения в “Медном всаднике” Пушкина.

Ни Пушкин, ни Лермонтов не имели готовых рецептов по согласованию этих антиномически связанных правд.

Трагизм Мцыри не только в том, что он не находит конкретного пути, ведущего на родину, к свободной, “естественной” жизни, но и в том, что такого пути нет вообще, ибо нет возврата назад – к историческому прошлому. Как и в “Демоне”, Лермонтов в поэме “Мцыри” запечатлел “вечный ропот человека”. Сравните слова Мцыри: “Мне внятен был тот разговор, немолчный ропот, вечный спор”), его вечный поиск, неустанную борьбу за созидание и утверждение в себе и в мире высших человеческих ценностей, исторически накапливаемых и передаваемых как эстафета – от “человека к человеку, от поколения к поколению, от эпохи к эпохе.