В. Н. Соколов

В. Н. Соколов

Значительным явлением в литературе семидесятых годов стала художественная тенденция, которая получила название “тихой лирики”. “Тихая лирика” возникает на литературной сцене во второй половине 1960-х годов как противовес “громкой” поэзии “шестидесятников”. В этом смысле тенденция прямо связана с кризисом “оттепели”, который становится очевидным после 1964 года. “Тихая лирика” представлена в основном такими поэтами, как Николай Рубцов, Анатолий Жигулин, Анатолий Прасолов, Станислав Куняев,

Николай Тряпкин, Анатолий Передреев, Сергей Дрофенко, а также творчеством замечательного поэта, лауреата Государственной премии СССР Владимира Соколова.

“Тихие лирики” очень разнятся по характеру творческих индивидуальностей, их общественные позиции далеко не во всем совпадают, но их сближает прежде всего ориентация на определенную систему нравственных и эстетических координат. Так, в произведениях В. Н. Соколова публицистичности “шестидесятников” противопоставлена элегичность, мечтам о социальном обновлении – идея возвращения к истокам народной культуры, нравственно-религиозного, а

не социально-политического обновления. Традиции В. В. Маяковского он предпочел традицию С. А. Есенина; образам прогресса, научно-технической революции, новизны и западничества “тихие лирики” противопоставили традиционную эмблематику Руси, легендарные и былинные образы, церковные христианские атрибуты и т. п.; экспериментам в области поэтики, эффектным риторическим жестам он предпочел подчеркнуто “простой” и традиционный стих.

Такой поворот сам по себе свидетельствовал о глубоком разочаровании в надеждах, пробужденных “оттепелью”. Вместе с тем идеалы и эмоциональный строй “тихой лирики” были гораздо более конформны по

Отношению к надвигающемуся “застою”, чем “революционный романтизм” “шестидесятников”. Во-первых, в “тихой лирике” Соколова социальные конфликты как бы интровертировались, лишаясь политической остроты и публицистической запальчивости. Во-вторых, общий пафос консерватизма, т. е. сохранения и возрождения, более соответствовал “застою”, чем шестидесятнические мечты об обновлении, о революции духа.

В целом “тихая лирика” как бы вынесла за скобки такую важнейшую для “оттепели” категорию, как категория свободы, заменив ее куда более уравновешенной категорией традиции. В этом отношении с ней созвучна так называемая “деревенская проза”. Разумеется, в “тихой лирике” присутствовал серьезный вызов официальной идеологии: йод традициями “тихие лирики” и близкие им “деревенщики” понимали отнюдь не революционные традиции, а, наоборот, разрушенные социалистической революцией моральные и религиозные традиции русского народа.