Утверждение мысли о влиянии ума, уровня образованности на характер Евгения Онегина

В черновике у Пушкина вместо слов “судьба и жизнь” было написано “царей судьба” – значит, и политические разговоры могли вести Онегин с Ленским. Каждый читает “Онегина” по-своему, и я вовсе не считаю свое прочтение правильным. Но для себя я знаю: вот здесь начинает складываться трагедия Онегина.

“Скажи, которая Татьяна?” Ведь Евгений поехал знакомиться с Ольгой. Его интересовала Ольга – возлюбленная друга. Почему же спрашивает он не о ней, а о ее сестре? Почему говорит: “Я выбрал бы другую…” и тут же спохватывается:

“Когда б я был, как ты, поэт…” Встретились два человека, которые могут дать друг другу счастье.

Встретились – и заметили друг друга, и могли бы полюбить… Но Онегин отталкивает от себя эту возможность: он не верит в любовь, не верит в счастье, ни во что не верит, не умеет верить… Пушкин знает, что человек может и должен быть счастлив и приносить счастье другим.

В своем романе он показывает, как несчастлив и горек жребий безнадежного эгоиста; он спорит с Байроном, ищет новых путей и в жизни и в литературе. В начале четвертой главы, Пушкин опять возвращается к петербургской жизни Онегина.

То, что произойдет сейчас между Евгением и Татьяной, не случайно, а подготовлено всей предыдущей жизнью Онегина. Когда-то в юности, едва вступив в свет, Евгений был искренен, знал подлинные чувства:

Он в первой юности своей Был жертвой бурных заблуждений И необузданных страстей.

Но годы, прожитые в фальшивом мире, не прошли даром. “Роптанье вечное души” сменилось равнодушием и к людям, и к чувствам:

В красавиц он уж не влюблялся, А волочился как-нибудь; Откажут – мигом утешался; Изменят – рад был отдохнуть.

Искренние увлечения сменились игрой; надежды и мечты молодости показались наивными, несбыточными; пришло неверие, а с ним – безразличие к жизни:

Так точно равнодушный гость На вист вечерний приезжает, Садится; кончилась игра: Он уезжает со двора, Спокойно дома засыпает И сам не знает поутру,

Куда поедет ввечеру. Жизнь – вист, карточная игра; ведется она, чтобы занять время – и только, чтобы как-то протянуть дни, “зевоту подавляя смехом”; и так Онегин прожил лучшие годы: с шестнадцати до двадцати четырех лет.

Вот как убил он восемь лет, Утратя жизни лучший цвет.

Убил! Это не случайное слово – у Пушкина не бывает случайных слов. Конечно, после таких восьми лет Евгений не подготовлен к настоящему чувству, не умеет предаться ему.

Этим и объясняется его трагическое непонимание Татьяны.

Ведь…получив посланье Тани, Онегин живо тронут был… …И в сладостный, безгрешный сон Душою погрузился он. Быть может, чувствий пыл старинный Им на минуту овладел; Но… Но…

Что же помешало Онегину отдаться чувству? Почему он отодвигает, стряхивает с себя “сладостный, безгрешный сон”? Да потому, что сам себе не верит, потому, что, убивая восемь лет жизни, он и сам не заметил, как убил в себе высокое и оставил только низменное, а теперь, когда это высокое готово воскреснуть, – он испугался. Испугался волнений любви, потрясений, страданий, и даже слишком больших радостей испугался – предпочел холодный покой…

Разумеется, себе самому он не хочет признаться в этом и объясняет свои поступки для самого себя заботой о юной, неопытной, искренней Татьяне. Проповедь Онегина, на первый взгляд, очень благородна. Будь на его месте обычный светский денди, он не преминул бы именно “обмануть… доверчивость души невинной” , развлечься в деревенской глуши с наивной сельской барышней – и, расставшись с ней, едва она ему надоест, обречь ее на мучения и беду…

Онегин не сделал этого – но ведь он не обычный светский денди! Он – как-никак – добрый приятель Пушкина. Он знает цену свету и его “важным забавам”, сам Пушкин любит в нем “мечтам невольную преданность” – и вот эти мечты готовы осуществиться: прекрасная, гордая, душевно богатая, возвышенная девушка предлагает ему свою любовь, а он бежит от нее, бежит от своей мечты.

Во имя чего?

Когда бы жизнь домашним кругом Я ограничить захотел… …То верно б кроме вас одной Невесты не искал иной… …Но я не создан для блаженства; Ему чужда душа моя…

Это неправда! Как может человек говорить о себе: “я не создан для блаженства”?! Все люди созданы для счастья, но не все умеют быть счастливыми, – вот Онегин не умеет, боится. Он проговаривается:

Скажу без блесток мадригальных: Нашел мой прежний идеал, Я верно б вас одну избрал В подруги дней моих печальных…

Значит, такая девушка, как Татьяна, была когда-то идеалом Онегина! Но идеал этот – “прежний”, Онегин больше не верит в него; поздно, как ему кажется, встретил он Татьяну… Ненавидя и презирая свет, он тем не менее заражен его взглядами, его предрассудками:

Я, сколько ни любил бы вас, Привыкнув, разлюблю тотчас; Начнете плакать: ваши слезы Не тронут сердца моего, А будут лишь бесить его…

Почему Онегин так уверен, что иного “семейного счастья” быть не может? Потому что слишком много подобных примеров он видел в свете:

Что может быть на свете хуже Семьи, где бедная жена Грустит о недостойном муже И днем и вечером одна; Где скучный муж, ей цену зная (Судьбу однако ж проклиная), Всегда нахмурен, молчалив, Сердит и холодно-ревнив!

Когда-то, в ранней юности, Онегин верил, вероятно, в возможность высокой любви на всю жизнь. Но свет убил эту веру – и даже надежду на ее возвращение:

Мечтам и годам нет возврата; Не обновлю души моей…

Вот она – главная трагедия Онегина: “не обновлю души моей”! Конечно, с его точки зрения, он прав, он поступает благородно: не веря в возможность любви, отказывается от нее, да еще и воспитывает попутно наивную Татьяну.


1 Star2 Stars3 Stars4 Stars5 Stars (1 votes, average: 5.00 out of 5)
Loading...

Утверждение мысли о влиянии ума, уровня образованности на характер Евгения Онегина