Урбанистические мотивы в творчестве Богдана-Игоря Антонича
В сборнике Б.-И. Антонича «Приветствие жизни» есть стих с выразительным названием «Муравейник», что символизирует город, в котором «пряди улиц сплетены, будто нервы», «жизнь засушена, словно консерва», все «с рыжей трухи». Эта пасмурная картина человеческого муравейника завершается предостережением: Подумай мимолетно, как сапогами есть легко раздавить целый мир. В этих словах — весь Б.-И.
Антонич с его пафосом жизнелюбия, увлечением вечной красотой, тайной и необыкновенной хрупкостью природы, которые так выразительно
Б. И. Антонич рисует город очеловеченным, живым. Поэт сравнивает бурление города с бормашиной, ее монотонными и неприятными мелодиями. Эти мелодии порождают ассоциации, связанные с ощущениями
Такое сравнение — конкретный штрих к образу города-ада, который существует по собственным законам, так как «жизнь кипучего никому не связать». Но этот водоворот городской жизни, его энергия, сила в основе своей противоестественная, так как волны разрушают человека. Живя в «муравейнике города», она не просто отдаляется от природы, а становится ей чужой через моральный разврат, погоню за деньгами, сомнительными утехами, через потерю ощущения красоты мира:
Идут люди желтых городов, и их глаза сияют, хотя грусть вглубь прячут, будто горькие семена души и тела. Для звезд и для монет. Дожидаясь редких кусочков хрупкого счастья, замечаем другие цели.
Будто зонд в ране, отчаяние проникает в наши души.
(«Ротации»)
Осуждение поэта в современном городе вызвал, прежде всего, дух продажности. Весь сборник пронизывает образ денег. Всесилие купли-продажи ведет к растлению душ, морального перерождения личности, к потере человеческого подобия. «За двадцать сотенных купить можно счастье» («Города и музы») — такое сладкое заблуждение караулит на каждом углу.
Здесь слова любовников, «будто деньги, страстно протертые» («Вербель»), и все это «катится в пропасть под лопот крыльев и мегафонов» («Конец мира»).
Уродливость города, его растленное влияние на человеческую душу Б.-И. Антонич делает более выразительным картиной кладбища старых автомобилей («Мертвые авто»). Парадоксальным, противоестественным есть сам факт гибели того, что несет в себе движение, изменения, скорость, поэтому машины напоминают «ломти звезд разбитых». В этой поэзии появляется образ плесени как символ мертвенности, запустение, руины: «Красный расцвет плесени меряет застывшие в медь года и минуты».
Его находим и в других стихах сборника: «плесени истомное дыхание», характерный для внешних примет города — домов, дворов, мрака («Баллада о голубой смерти»), но самое страшное, когда «стынет тело в сне, душа гниет и серебрится плесень» («Концерт из Меркурия»). Так закономерно урбанистические мотивы перерастают в апокалипсические. Поэт доходит до вывода, что «город катится в пропасть»:
За все грехи и все вины, за малость, предательство и подлость, за преступления, для которых полное имя логово презрения и голытьбы.
Человеческая душа барахтается в сетях города, часто не может противостоять ужасным обстоятельствам. В «Балладе о голубой смерти» поэт на высокой трагической ноте повествует о смерти двух влюбленных, души которых сгорают, «словно последние капли спирта». По мнению автора, город как произведение человеческого ума не оказывает содействие счастливому бытию, а наоборот, отдаляет человека от природы, от самого себя.
Как справедливо указал Дмитрий Павлычко, «в украинской поэзии, бедной на урбанистические мотивы, «Ротации» Антонича остаются до сих пор почти непревзойденными образцами городских видов и описаний душной атмосферы городских мест развлечения, разврата, злодеяния».