Творчество В. В. Маяковского после революции

Февральскую и Октябрьскую революции В. Маяковский принял восторженно. После Февральской он вошел в новые творческие объединения (“Союз деятелей искусства”, “Свобода искусству”), выступал на митингах, собраниях, воспринимая продолжающуюся войну как патриотическую.
Романтик в жизни и творчестве, В. Маяковский видел свой долг в том, чтобы вернуть каждому человеку на Земле чувство собственного достоинства. В дореволюционном творчестве это выражалось в форме индивидуального протеста. Когда революционно настроенные массы выступили

против социальной несправедливости, Маяковский ощутил свое единение с народом.
Поэт приветствовал не просто социальный переворот, а обновление мироздания в целом, а значит, и искусства. Он надеялся, что новая власть предоставит футуристам исключительные права: “А Рафаэля забыли? / Забыли Растрелли вы? / Время / пулям / по стенке музеев тенькать. / Стодюймовками глоток старье расстреливай!” (“Радоваться рано”, ). Создавалась концепция “коммунистического футуризма” (комфута), которая нашла свое выражение в поэзии Маяковского. Так, в “Левом марше” отмечается конкретно-социальная образность в воплощении темы будущего (“Ваше / слово, / товарищ маузер”),
К первой годовщине Октябрьской революции была написана и самим автором поставлена пьеса “Мистерия-буфф”. (Маяковский участвовал в создании костюмов и декораций, а также исполнил несколько ролей.) В ней вновь используются библейские сюжеты, довольно прозрачно соотнесенные с современными событиями (Всемирный потоп – революция, Земля обетованная – осуществленный коммунизм).
К 1918 году относятся опыты Маяковского в области кино. Всего им было снято три фильма, полностью сохранился один “Барышня и хулиган”. В них поэт выступил в роли сценариста, режиссера и актера.

Впоследствии он неоднократно писал киносценарии, по трем были поставлены фильмы – “Трое”, “Октяб-рюхов” и “Декабрюхов”.
В послереволюционном творчестве Маяковского меняется образ лирического героя. “Началом трансформации, ее поворотной вехой стало стихотворение “Поэт-рабочий” (1918). Здесь поэт, сняв маску “грубого гунна”, отказавшись от позы гордого и трагического одиночества, протягивает руку Другому с предложением о союзе. Этим Другим оказывается Рабочий, основа союза Поэта и Рабочего – в сходстве их труда” (/1.Л.

Лейдерман).
Чувство собственного достоинства, которое в раннем творчестве заставляло лирического героя Маяковского подниматься против “мира сытости”, теперь превращается в чувство равенства с массами: “Я себя / советским чувствую / заводом, / вырабатывающим счастье”. Масштабу личности соответствует и масштаб переживаний. Лирического героя Маяковского волнуют судьбы всей страны: “Когда / на республику / лезут громилы, / личное счастье – / это / рост / республики нашей / богатства и силы” (“Ответ на “Мечту””, ). Лирический герой наделен чувствами, традиционно не характерными для него: социальные явления становятся предметом глубоко личного переживания. Если раньше он был замкнут в своем мире, не понятый толпой, то теперь активно ищет общения.

Поэтому в послереволюционной поэзии Маяковского появляются жанры “писем”, “посланий”, “разговоров”.
В идеале человека-гражданина поэт сконцентрировал мечты и упования тех людей, которые поверили в революцию. Его герой, при всем стремлении к единению с “другими”, не растворен в массе.
В послеоктябрьской лирике одним из героев Маяковского становится человек из народной массы. Поэту интересна его духовная жизнь, и он помогает ему облечь в слова свое переживание. Отсюда – жанр “рассказов”, среди которых наиболее характерен “Рассказ литейщика Ивана Козырева о вселении в новую квартиру” (1928).

Здесь создан речевой образ пролетария, включающий просторечие (“промежду лопаток”), грамматическую неправильность (“в рубаху влазь”) и желание выразиться книжно (“Чтобы суше пяткам – / пол / стелется, / извиняюсь за выражение, / пробковым матом”). Постепенно происходит процесс слияния лирического героя с персонажем ролевой лирики. Поэт таким образом пытается из “я” стать частью “мы”.
Пролетарский “колорит” в поэзии Маяковского создавался на грани литературного и разговорного стилей, часто использовались просторечия, жаргон: “Посылаю к чертям свинячим / все доллары / всех держав” (“Вызов”); “К любым / чертям с матерями / катись / любая бумажка” (“Стихи о советском паспорте”). В стихотворении “Моя речь на показательном процессе по случаю возможного скандала с лекциями профессора Шенгели” поэт дает объяснение такому поведению своего героя: “Но ругань моя – / не озорство, / а долг, / товарищ судья”. Лирический герой Маяковского “погружается” в роль пролетария, стремится исполнить ее наиболее убедительно, и не только речь, но и все его поведение строится как поведение рабочего, малообразованного, но преданного революции.
Резкие выражения и раньше были приметой стиля Маяковского. Но если до революции это вызов старому миру, то теперь грубость героя стала выражением уверенной силы, права быть верховным судьей. В статье “Как делать стихи?” Маяковский так формулировал свои творческие задачи: “…революция выбросила на улицу корявый говор миллионов, жаргон окраин полился через центральные проспекты; расслабленный интеллигентский язычишко с его выхолощенными словами: “идеал”, “принципы справедливости”… все эти речи, шепотком произносимые в ресторанах, – смяты.

Это – новая стихия языка. Как его сделать поэтическим?”
Маяковский создал образ рабочего, который должен стать высшим идеалом, средоточием всех ценностей. Он задумывался как модель человека будущего, но оказался несовместим с общечеловеческими духовными ценностями. Душевная жизнь человека определялась теперь классовой идеологией.

Противоречие между духовными ценностями и избранной поэтом системой нравственных ориентиров стало причиной крушения всей художественной системы. Ю. Тынянов отмечал: “Его верный поэтический прицел – это связь двух планов – высокого и низкого, а они все больше распадаются; низкий уходит в сатиру (“Маяковская галерея”), высокий – в оду (“Рабочим Курска”). В голой сатире, как и в голой оде, исчезает острота, исчезает двуплановость Маяковского”.
Любовная тема в лирике Маяковского 1920-х годов наиболее ярко представлена в стихотворениях, посвященных Татьяне Яковлевой, русской эмигрантке, с которой поэт познакомился в 1928 году в Париже. Остались поэтические свидетельства этого огромного чувства: “Письмо товарищу Кострову из Парижа о сущности любви” и “Письмо Татьяне Яковлевой” (оба – 1928 год). Перед нами вновь влюбленный романтик, который объясняет красоту и тонкость бессмертного чувства.

Однако в стихотворениях соседствуют любовь и политика: “В поцелуе рук ли, / губ ли, / в дрожи тела / близких мне / красный / цвет/ моих республик / тоже / должен / пламенеть” (“Письмо Татьяне Яковлевой”), Стихи, рожденные любовью, должны “подымать и вести, и влечь”. Такая искренность лирического героя делает его, как и прежде, открытым и беззащитным.
Первой поэмой, написанной после революции, стала поэма “150 ООО ООО” (). Поэма задумывалась первоначально как анонимная, чтобы каждый гражданин страны мог дописать свои собственные строки. События революции и войны выражены в поэме в аллегорической форме противоборства Ивана, олицетворяющего народ революционной России, с президентом США Вудро Вильсоном – воплощением капиталистического мира.

Поэма была настороженно воспринята властями, она не понравилась В. И. Ленину.
В эти годы с большим успехом проходят публичные выступления поэта – в переполненных залах рабочих клубов, театров, в Политехническом музее.
С начала 1920-х годов постепенно наметился отход Маяковского от традиций футуризма; в поздних стихах о них напоминают практически лишь свободная метрика, составные рифмы и обилие окказионализмов.