Творчество В. М. Шукшина в критике и литературоведении

М. Г. Ваняшова: “Постоянное место действия шукшинских рассказов – открытое, незамкнутое пространство, располагающее к особой доверительности и искренности. Деревенский мир, где все распахнуто настежь, деревенская улица или изба, наполненная людьми, проселочная дорога, людный магазин, дежурка на автобазе, сельсовет, гостиница, чайная, бойлерная, больничная палата, курилка, суд – все это и сцена, и карнавальная площадь. Здесь герои устраивают непрерывный и постоянный экзамен себе и окружающим, здесь испытывают истину, здесь стоят на пороге

жизни и смерти.

Испытания истины не обходятся без скоморошества и лицедейства.
Карнавал Шукшина – это “мир наоборот”, мир, который не терпит и не признает дистанций между людьми; в этом мире одежда, чин, должность, сан становятся бутафорскими, не абсолютными.
Наконец, именно такой карнавализованный характер шукшинских рассказов объясняет, почему так насыщены его произведения скандалами, странными речами и выступлениями, непонятным, эксцентрическим поведением героев. Это не комедийные скандалы, не бытовые потасовки и драки, но то карнавальное состояние, которое способно нарушить и разрушить

“благообразный”, “нормальный” ход событий, дать истинную оценку происходящему.
Популярность и новаторство Шукшина останутся загадкой, если не увидеть органической связи его стиля с народным искусством русских скоморохов, с тем, что М. Бахтин именовал народной смеховой культурой. Смехотворчество, скоморошество испокон веков помогали человеку поверить в себя, утвердить в себе личность.
Песня, пляска, музыка, смех, высокая поэзия Шукшина выпрямляют человека, освобождают его от наносного, чужеродного, от “прибитости”, наконец, какая есть у каждого “чудика”. Шукшину дорога прежде всего индивидуальность человека, его личности и пафос этой личности.
Герой Шукшина дорожит особым чувством свободы, незакрепощенности городской цивилизацией, дорожит тем, что однажды и навсегда было дано ему природой и жизнью. Судьба героя в фильме “Печки-лавочки” просматривается в перспективе будущего и видна особенно отчетливо. Его судьба – это поле, его пшеница, его луга и травы, звонкая песня косы, музыка детских голосов в избе, раздольно-грустные песни стариков. Пласты черной, “потом пропахшей” пашни – до самого горизонта…

Мир, где открывается человеку “вся сокрытая, изумительная, вечная красота Жизни”. Это его воздух, его Земля. Земля, на которой он – истинный человек, творец, труженик, а не актер, лицедей.

Земля для Шукшина – та планета, где люди могут, должны и способны стать близкими, родными по душе, по душевным движениям, то есть “земляками” в высоком смысле этого слова. (Не случайно “Земляки” – название одной из первых его книг.) Земля Шукшина зовет и располагает к сокровенному раздумью и размышлению, и эти минуты, когда человек остается наедине с самим собой, Землей и природой, – одни из самых проникновенных в шукшинской прозе”.