Творчество Марины Цветаевой

Жизнь посылает некоторым поэтам такую судьбу, которая первых же шагов сознательного бытия ставит их в самые благоприятные условия для развития природного добра. Все в окружающей среде способствует скорому и полногласному утверждению избранного пути. И пусть в дальнейшем он сложится трудно, неблагополучно, а порой и трагически, первой ноте, взятой голосом точно и полновесно, не изменяют уже до конца.

Такой была и судьба Марины Цветаевой, яркого и значительного поэта первой половины нашего века. Все в ее личности и в поэзии резко выходило

из общего круга традиционных представлений, господствующих литературных вкусов. В этом была и сила, и самобытность ее поэтического слова, а вместе с тем и досадная обреченность жить не в основном потоке своего времени, а где-то рядом с ним.

Со страстной убежденностью провозглашенный ею в ранней юности жизненный принцип: быть только самой собой, ни в чем не зависеть ни от времени, ни от среды – обернулся в дальнейшем нерешимыми противоречиями трагической личной судьбы.

А начало было исключительно благоприятно для развития действительно своеобразного дарования.

Марина Цветаева оставила значительное

творческое наследие: книги лирических стихов, семнадцать поэм, восемь стихотворных драм, автобиографическую, мемуарную и историко-литературную прозу. К этому надо добавить большое количество писем и дневниковых записей. Имя Марины Цветаевой неотделимо от истории отечественной поэзии.

Художественный мир Цветаевой на самых ранних порах становления ее художественной индивидуальности был во многом иллюзорен и населен образами, сошедшими со страниц любимых книг. Все внимание поэта в эти годы обращено к быстро меняющимся приметам душевного состояния, к многоголосию жизни, к себе самой:

Кто создан из камня, кто создан из глины, –

А я серебрюсь и сверкаю!

Мне дело – измена, мне имя – Марина,

Я – бренная пена морская.

…Дробясь о гранитные ваши колена,

Я с каждой волной – воскресаю!

Да здравствует пена – веселая пена –

Высокая пена морская!

Сила ее стихов – не в зрительных образах, а в завораживающем потоке все время меняющегося, гибкого ритма. Не у многих русских поэтов, современников Цветаевой, найдется такое умение пользоваться ритмическими возможностями традиционно-классического стиха. Все в поэзии зависит от ритма ее переживаний:

Всей бессонницей я тебя люблю,

Всей бессонницей я тебя внемлю, –

О ту пору, как по всему Кремлю,

Просыпаются звонари.

Свойственная творчеству Цветаевой торжественность, праздничность, мелодичность сменяются бытовыми разговорными речениями, распевным движением стиха. Несмотря на то, что в поэзии Цветаевой есть немало упоминаний о бренности всего земного и мыслей о собственном конце, общая ее тональность – мажорная, даже праздничная. В общем это непрерывное объяснение в любви по самым различным поводам, любви к миру, выраженной требовательно, страстно:

К вам всем – что мне, ни в чем не знавшей меры,

Чужие я свои?! –

Я обращаюсь с требованием веры

И с просьбой о любви.

Для Цветаевой очень типично все своевольно и властно подчинять собственной мечте.

Покинув родину, она обрекла себя на беспросветное и нищее существование в эмигрантской среде, очень скоро понявшей, что Марина Цветаева для нее враждебное явление. Взволнованно и зло звучат стихи Цветаевой, направленные против духовного оскудения и пошлости окружающей ее среды. Вот обычная картина парижских буден в вагоне метро: деловая толпа, где каждый уткнулся в развернутый лист газеты:

Кто – чтец? Старик? Атлет?

Солдат? – Ни черт, ни лиц,

Ни лет. Скелет – раз нет.

Лица: газетные лист!. ..

Что для таких господ –

Закат или рассвет?

Глотатели пустот,

Читатели газет!

Есть и произведения личного плана, но и в них проступает тот же яростный протест против мещанского буржуазного благополучия. Даже рассказ о собственной судьбе оборачивается горьким, а порою и гневным упреком, сытым, самодовольным хозяевам жизни.

Жизнь на Западе довольно скоро заставила ее убедиться в том, что поэт, желающий сохранить свою духовную сущность в условиях душного эмигрантского бытия, обречен на одиночество и горькие сожаления, ибо совершена роковая ошибка, сломавшая всю дальнейшую жизнь. Речь матери, обращенная к сыну, звучит как завещание, как непреложный завет и как собственная, почти безнадежная мечта:

Призывное: СССР,

Не менее во тьме небес

Призывное, чем: SOS

Нас родина не позовет!

Езжай, мой сын, домой – вперед –

В свой край, в свой век, в свой час, – от нас…

Цикл гневных стихов, клеймящих Германию и Гитлера – один из самых сильных в ее творчестве явно публицистический характер:

Не умрешь, народ!

Бог тебя хранит!

Сердце дал – гранат,

Грудью дал – гранит.

В истории отечественной поэзии имя Марины Цветаевой всегда будет занимать достойное место. Поэт предельной правды чувства, Марина Цветаева, со своей несложившейся судьбой, со всей яркостью и неповторимостью самобытного дарования, по праву вошла в русскую поэзию первой половины нашего века.

Послушайте! –

Еще меня любите

Зато, что я умру.