Творческий путь Бондарева Ю. В

Юрий Васильевич Бондарев (род. 1924) был артиллерийским офицером во время войны, участвовал в Сталинградской битве, сражении за Киев. Его первые повести “Батальоны просят огня” (1957) и “Последние залпы” (1959) были сразу же высоко оценены критикой, отечественной и зарубежной, за особую пристальность взгляда, тонкость анализа переживаний небольшой группы молодых людей в шинелях на крошечном плацдарме войны.
Прежде всего они очень сходны, эти бондаревские мальчики, в чем-то похожие и на лермонтовских поручиков во многих эпизодах своего

пребывания на войне (или перед встречей с войной).
Если по пути на фронт эшелон молодых бойцов бомбят, как в “Горячем снеге”, то среди этих молодых лейтенантов вспыхивает полудетское соревнование: кто попадет во вражеский самолет из винтовки! “Попал ведь! – выкрикнул Дроздовский сдавленно. – Видел, Кузнецов? Попал ведь я! He мог я не попасть…”
А раненный в первом же бою (в том же романе) лейтенант Давлатян искренне обижен на судьбу: “Мне не повезло, не повезло! А я так мечтал попасть на передовую, я так хотел подбить хоть один танк! Я ничего не успел”.

И он не принимает утешений: ничего,

подлечишься, вернешься – и все танки будут твои.
Впрочем, эти “мальчики” – какие-то чудесные идеалисты, поистине золотое поколение в истории России – и в госпитале не удерживаются. Борис Ермаков, молодой капитан из повести “Батальоны просят огня”, сбежал из госпиталя, не долечившись. Будто война вот-вот кончится без него…

Подполковник Гуляев беседует с ним в пристанционном садике, внутренне изумляясь этой пылкой, нетерпеливой энергии, не отказывающей себе – даже сейчас! – ни в чем. Ни в радости дружбы, ни в глубине сердечных порывов.
“- Та-ак! Значит, раньше времени прибежал? – спросил Гуляев, – Что, не терпелось, Борис?
Борис вертел опавший желтый яблоневый лист, с задумчивой улыбкой внимательно щурился на него.
– Променять госпитальную койку вот на это… стоило, честное слово, – ответил он, сдунул лист с ладони, затем спросил полусерьезно: – Вы что-то, полковник, растолстели? В обороне стоите?
– Ты мне не вкручивай, – недовольно перебил Гуляев. – Я спрашиваю, почему прибежал?
Борис потянулся к яблоне, сорвал голую веточку, с любопытством осмотрел ее, сказал:
– Вот, оторвал эту ветку – и она погибла. Верно? Ну, ладно, оставим лирику. Как там твоя батарея, жива?..”
Какая-то ломкость, нерасчетливость, хрупкость, “мимозность” душевных движений, отступлений от мелкой регламентации и одновременно внутренняя деликатность при обсуждении сложных вопросов есть у всех бондаревских офицеров. Они, по сути дела, аскетично-целомудренны, но внешне иногда саркастичны, порой наигранно-романтичны. Для взрослости они рано начинают курить, о своих скромных любовных увлечениях говорят с напускным мужеством:

“- Владивосток, – мечтательно ответил Нечаев. – Увольнительная на берег, танцплощадка, и – “В парке Чаир”… Три года прослужил под это танго. Убиться можно, Зоя, какие были девушки во Владивостоке – королевы, балерины! Всю жизнь буду помнить!”

Бесхитростно-чувствительная мелодия 30-х гг. Танго, так пугавшее в свое время А. Толстого (“исступленное, сладостное бессилие”), всякие “великосветские”, роскошные “Брызги шампанского”, “В парке Чаир”, “Утомленное солнце”, “Риорита”, блюзы и бостоны с величаво-жеманными оборотами речи (“Вам возвращая Ваш портрет…”, “Я помню лунную рапсодию и соловьиную мелодию…”) – все эти мелодии буквально преображались благодаря поэтическим порывам юности. Сколько сердец билось под застиранными гимнастерками, фуфайками, халатами в искренней тревоге или мольбе при хриплых звуках заигранных на танцплощадках, в госпитальных садиках пластинок, повторяло эти нехитрые слова о парне кудрявом:
…А вернешься домой,
И станцует с тобой
Гордая любовь твоя!
Все это штрихи, случайные линии на первый взгляд… Ho они окажутся в итоге немаловажными подробностями целого. Ведь тот же Борис все время, пока он находится в поле зрения читателя, так вот шутит, иногда бегло, иногда глубокомысленно, с острым любопытством рассматривает ветку.

Затем подчеркнуто деловито, даже грубовато наводит порядок в батарее, заставляя старшину отдать новую шинель мокнущему в старой стеснительному Кондартьеву, посылая старшину же помогать саперам. “Хозяин приехал”, – думают о нем солдаты.
Повести Ю. Бондарева, как и почти одновременно с ними появившиеся повести и романы Гр. Бакланова (род. в 1923) “Пядь земли” (1959), “Мертвые сраму не имут” (1961), “Июнь 1941 года” (1964), как повесть В. Курочкина “На войне как на войне” (1965), называли “лейтенантской прозой”, литературой о “мальчиках в шинелях”.
Какой этический смысл вкладывался в это понятие в 50-60-е гг. в атмосфере оттепели? Ведь термин “мальчики” звучал тогда и в песнях, и в кинодраматургии, и со сцен театров. “Спрашивайте, мальчики, спрашивайте, а вы, люди, ничего не приукрашивайте”, – писал Р. Рождественский. “Постарайтесь вернуться назад”, – говорил (а вернее, пел, заговаривал судьбу своих военных мальчиков) Б. Окуджава. “Будь здоров, школяр” и “До свидания, мальчики” – так назывались повести Б. Окуджавы и Б. Балтера. “Мальчишество” это не было синонимом незнания жизни, только хрупкости, “мимозности души”, беззащитности, инфантилизма, беспомощности. Сейчас очевидно, что высокий идеализм этих юных героев нес в себе замечательный нравственный заряд.

Весь свод житейской “мудрости”, основанной на хитринке, страхе, на этике Молчалиных, на эгоизме, сводимый к формулам такого плана: “поклонишься – не переломишься”, “не пойман – не вор”, “помалкивай”, “моя хата – с краю”, “плетью обуха не перешибешь”, “ты начальник – я дурак” и, наоборот, “умри сегодня ты, а завтра – я” и т. п., – для этих мальчиков был бытом приспособления к кризисной, не очень удавшейся, еще “черновой” истории, итогом обид человека.


1 Star2 Stars3 Stars4 Stars5 Stars (1 votes, average: 5.00 out of 5)
Loading...

Творческий путь Бондарева Ю. В