Три встречи Раскольникова с Порфирием Петровичем (По роману Ф. М. Достоевского “Преступление и наказание”)

Против Раскольникова нет материальных улик. Большое значение приобретает нравственная сторона его преступления. Ему открывается страшная истина – преступление его было бессмысленно: ” Не переступил, на той стороне остался.

Стало быть, я не имел права разрешить себе этот шаг”. Герой называет себя ” эстетическая вошь “, потому что еще до преступления он ставил себе границы: для настоящих людей этих границ нет.
Очень важны встречи с Порфирием Петровичем – это умный, тонкий психолог. Его роль в романе – постоянное под-смеивание

над Раскольниковым. Такая форма ведения допроса сбивает с толку Раскольникова и убеждает, что убийца – Раскольников.
Первый раз Раскольников зашел к Порфирию Петровичу со смехом. “Порфирий Петрович был по-домашнему, в халате, в весьма чистом белье и в стоптанных туфлях. Это был человек лет тридцати пяти, росту пониже среднего, полный и даже с брюшком, выбритый, без усов и бакенбард, с плотно выстриженными волосами на большой круглой голове, как-то особенно выпукло закругленной на затылке…” Раскольников уверен, что следователь знает о нем все. Тот его не разубеждает.

Они спорят о сущности

и причинах преступлений, следователь упоминает статью Раскольникова на эту тему.
Вторая встреча происходит по инициативе самого Раскольникова. Хотя “всего ужасней было для него встретиться с этим человеком опять: он ненавидел его без меры, бесконечно, и даже боялся своей ненавистью как-нибудь обнаружить себя”. В беседе Порфирий Петрович намекает Раскольникову, что он подозреваемый. “Видали бабочку перед свечкой? Ну, так вот он все будет, все будет около меня, как около свечки кружиться; свобода не мила станет, станет задумываться, запутываться, сам себя кругом запутает, как в сетях, затревожит себя насмерть!”
Следователь сбрасывает маску только в последний момент, когда приходит к Раскольникову на квартиру. Место следователя в романе – это постоянные подсмеивания над главным героем при всей серьезности отношения к нему. Следователь сострадает Раскольникову, по-своему любит его.

Но он же и провокатор, который должен спровоцировать Родиона на признание. Раскольников никак не может уловить, когда Порфирий Петрович серьезен, а когда валяет дурака.
Он говорит страшные вещи, подает страшные намеки, но делает их в шутейном тоне, форме, и форма-то больше, чем намеки, задевает Родиона. Порфирий Петрович призван принизить идею в глазах Раскольникова, прозаически развенчать ее. Смех следователя превращает гиганта Раскольникова в комика.

Против этого принижения Родион восстает и на этом попадается.
Порфирий – это загадка для героя, магнит, к которому он тянется и от которого отталкивается. Следователь воле Раскольникова противопоставляет свою волю. Лицо Порфирия Петровича и его “хи-хи”, смешанные с состраданием, нетерпимы для “наполеончика” из Столярного переулка.
И лишь когда следователь приходит к Раскольникову на квартиру, он не смеется, не подхихикивает и этим снимает маску и добивает Раскольникова.
Достоевский следующим образом изложил основное содержание романа: “Молодой человек, исключенный из студентов университета, мещанин по происхождению и живущий в крайней бедности, по легкомыслию, по шаткости в понятиях, поддавшись некоторым странным “недоконченным” идеям, которые носятся в воздухе, решился разом выйти из скверного своего положения. Он решился убить одну старуху, титулярную советницу, дающую деньги на проценты. Старуха глупа, глуха, больна, жадна, берет жидовские проценты, зла и заедает чужой век, мучая у себя в работницах свою младшую сестру. “Она никуда не годна”, “для чего она живет?”. “Полезна ли она хоть кому-нибудь?” и т. д. – Эти вопросы сбивают с толку молодого человека.

Он решает убить ее, обобрать, с тем чтоб сделать счастливою свою мать, живущую в уезде, избавить сестру, живущую в компаньонках у одних помещиков, от сластолюбивых притязаний главы этого помещичьего семейства – притязаний, грозящих ей гибелью, докончить курс, ехать за границу и потом всю жизнь быть честным, твердым, неуклонным в исполнении “гуманного долга к человечеству”, чем уже, конечно, “загладится преступление”.
На основе этих носящихся в воздухе “недоконченных идей” Раскольников создает свою собственную довольно стройную теорию. Он так излагает ее основы: “…Люди, по закону природы, разделяются вообще на два разряда: на низший (обыкновенных), то есть, так сказать, на материал, служащий единственно для зарождения себе подобных, и собственно на людей, то есть имеющих дар или талант сказать в среде своей новое слово. Подразделения тут, разумеется, бесконечные, но отличительные черты обоих разрядов довольно резкие: первый разряд, то есть материал, говоря вообще, люди по натуре своей консервативные, чинные,,живут в послушании и любят быть послушными. По-моему, они и обязаны быть послушными, потому что это их назначение, и тут решительно нет ничего для них унизительного.

Второй разряд, все преступают закон, разрушители, или склонны к тому, судя по способностям. Преступления этих людей, разумеется, относительны и многоразличны; большею частию они требуют, в весьма разнообразных заявлениях, разрушения настоящего во имя лучшего. Но если ему надо, для своей идеи, перешагнуть хотя бы и через труп, через кровь, то он внутри себя, по совести, может, по-моему, дать себе разрешение перешагнуть через кровь, – смотря, впрочем, по идее и по размерам ее, – это заметьте.

В этом только смысле я и говорю в моей статье об их праве на преступление… Впрочем, тревожиться много нечего: масса никогда почти не признает за ними этого права, казнит их и вешает (более или менее)… Первый разряд всегда – господин настоящего, второй разряд – господин будущего.

Первые сохраняют мир и приумножают его численно; вторые двигают мир и ведут его к цели. И те и другие имеют совершенно одинаковое право существовать “.
Однако при столкновении с живой жизнью теория двух разрядов людей начинает рушиться. Измотанный страхом разоблачения, Раскольников пересматривает если не саму теорию, то свое место в ней: “…Он с омерзением почувствовал вдруг, как он ослабел, физически ослабел. “Я это должен был знать,
– думал он с горькою усмешкой, – и как смел я, зная себя, предчувствуя себя, брать топор и кровавиться. Я обязан был заранее знать… Э! Да ведь я же заранее и знал!..”- прошептал он в отчаянии.

Порою он останавливался неподвижно перед какою-нибудь мыслию: “Нет, те люди не так сделаны; настоящий властелин, кому все разрешается, громит Тулон, делает резню в Париже, забывает армию в Египте, тратит полмиллиона людей в московском походе и отделывается каламбуром в Вильне; и ему же, по смерти, ставят кумиры, – а стало быть, и все разрешается. Нет, на этаких людях, видно, не тело, а бронза!”
Одна внезапная посторонняя мысль вдруг почти рассмешила его: “Наполеон, пирамиды, Ватерлоо – и тощая гаденькая регистраторша, старушонка, процентщица, с красною укладкою под кроватью, – ну каково это переварить хоть бы Порфи-рию Петровичу!.. Где ж им переварить!.. Эстетика помешает: “полезет ли, дескать, Наполеон под кровать к “старушонке”! Эх, дрянь!..”
Главный герой “Преступления и наказания” уже понимает, что он – отнюдь не Наполеон, что, в отличие от своего кумира, спокойно жертвовавшего жизнями десятков тысяч людей, не в состоянии справиться со своими чувствами после убийства одной “гаденькой старушонки”. Раскольников чувствует, что его преступление, в отличие от кровавых деяний Наполеона,
– стыдное, неэстетичное. Позднее в романе “Бесы” Достоевский развил тему “некрасивого преступления” – там его совершает Ставрогин, персонаж, родственный Свидригайлову в “Преступлении и наказании”. Раскольников же пытается определить, где же он сделал ошибку: “Старушонка вздор! – думал он горячо и порывисто, – старуха пожалуй что и ошибка, не в ней и дело! Старуха была только болезнь… я переступить поскорее хотел… я не человека убил, я принцип убил!

Принцип-то я и убил, а переступить-то не переступил, на этой стороне остался… Только и сумел, что убить. Да и того не сумел, оказывается”.