Трагедия поколения

<

p>Лермонтов “полностью принадлежит к нашему поколению, – писал А. И. Герцен. – Разбуженные великим днем 14-го декабря, мы увидели лишь казни и изгнания. Вынужденные молчать, сдерживая слезы, мы научились, замыкаясь в себе, вынашивать свои мысли – и какие мысли! Это уже не были идеи просвещенного либерализма, идеи прогресса, – то были сомнения, отрицания, мысли, полные ярости”.
Впервые в русской литературе проблема потерянного поколения рассматривается именно Лермонтовым – трагическая двойственность человека последекабристской

мертвой поры, гордое и пассивное неприятие “преобразований” общества породило горькое одиночество, а в результате – душевное ожесточение. В. Г. Белинский заметил, что в самых пороках Печорина проблескивает что-то великое. Герой не склоняется перед жестокой подлостью времени, во имя ненависти к этой жизни он жертвует всем – своими чувствами, своей потребностью любви.

В бессмысленном протесте – крах человека, но автор шел на это сознательно.
Герцен говорил, что был нужен особый закал, чтобы вынести воздух мрачной николаевской эпохи; надо было уметь ненавидеть из любви, презирать

из гуманности, уметь высоко держать голову, имея цепи на руках и ногах. Страх, внедренный в русское общество Николаем I, основывался на последекабристских репрессиях. От отцов, предавших идеалы верности дружбе, “вольности святой”, поколение Лермонтова взяло лишь страх перед властью, покорное рабство. И потому поэт с грустью говорит:
Печально я гляжу на наше поколенье! Его грядущее – иль пусто, иль темно, Меж тем, под бременем познанья и сомненья, В бездействии состарится оно.
По словам Герцена, на поверхности “видны были только потери”, внутри же “совершалась великая работа… глухая и безмолвная, но деятельная и беспрерывная”.
Личность Печорина сформировалась в тех кругах дворянской интеллигенции, где было в моде осмеивать все искренние проявления бескорыстной человечности как романтические: “Моя бесцветная молодость протекла в борьбе с собою и светом; лучшие мои чувства, боясь насмешки, я хоронил в глубине сердца; они там и умерли… Я сделался нравственным калекой: одна половина души моей не существовала, она высохла, испарилась, умерла, я ее отрезал и бросил…”
В предисловии к роману Лермонтов говорит, что герой его типичен: “это портрет, составленный из пороков всего нашего поколения, в полном их развитии”. А в предисловии к “Журналу Печорина” автор надеется, что читатели “найдут оправдания поступкам, в которых до сей поры обвиняли человека…”.
Ощущение мира как тайны, страстный интерес к жизни в Печорине сменяются отчуждением и равнодушием.
Печорин говорит: “Зло порождает зло; первое страдание дает понятие об удовольствии мучить другого…” Окружающий Печорина мир построен на законе духовного рабства – мучают, чтобы получить удовольствие от страданий другого. И несчастный, страдая, мечтает об одном – отомстить, унизить не только обидчика, но и весь мир. Зло порождает зло в мире без Бога, в обществе, где попраны нравственные законы.
Оставшись наедине с самим собой, Печорин беспощаден не только к своим оппонентам, но и к себе. Во всех неудачах он винит прежде всего себя. Печорин постоянно чувствует свою нравственную ущербность: он говорит о том, что лучшая часть души “высохла, испарилась, умерла” – он разочаровывается во всем, что когда-то радовало и вдохновляло его.
Начиная со второй половины XIX века за Печориным упрочилось определение “лишнего человека”. В нем запечатлена трагедия уже сложившейся личности, обреченной жить в “стране рабов, стране господ”.
Изображение характера Печорина, сильного, твердого и одновременно противоречивого, непредсказуемого в своем поведении и окончательной судьбе, пока смерть не поставит в ней последнюю точку, было тем новым, что внес Лермонтов в художественное постижение человека: автор искренне сожалеет о горькой судьбе своих современников, многие из которых оказались лишними людьми в своей стране.