Томас Манн – литературное наследство

Долгое молчание, которым для лауреата Нобелевской премии 1929 года отмечен швейцарский период эмиграции, с 1938 года, когда Т. Манн переехал на постоянное жительство в США, сменилось активнейшей общественной деятельностью: он совершает целую серию лекционных турне по стране, выступает в качестве своеобразного политического конферансье перед самой широкой аудиторией, в том числе и перед домашними хозяйками; из общего ряда немецких эмигрантов Т. Манн в годы войны выделялся тем, что его высказывания по злободневным вопросам борьбы против Гитлера

не только принимались во внимание тогдашними правительственными кругами США, но и находили у них одобрительный отклик.

Литературное творчество Т. Манна этой поры обусловлено “радикальным пересмотром” тех консервативных концепций, которых он придерживался после первой мировой войны, когда был близок к тому, чтобы превратиться в заурядного писателя, занятого разработкой малоинтересных для современного ему читателя сугубо обывательских тем.

По доброй воле он занял в те годы позицию стороннего наблюдателя. В 1918 году он опубликовал свои “Размышления аполитичного”, архипространнейшее эссе

объемом в шестьсот страниц, которых, однако, не хватило, чтобы убедительно отстоять идею отрешенного от политики немецко-романтического мира искусства. В год, когда в Германии совершалась революция, он был занят сочинением идиллий, и не только в прозе о своей собаке (“Хозяин и собака”), но даже в стихах (“Песнь о младенце”), обе вещи – в 1918 году! Работа над романом “Волшебная гора” почти не продвигалась.

Отношения с братом были у него тогда весьма натянутые. Однако и он чувствовал, что германская и русская революции означают некий коренной, “мировой” поворот и что “никто отныне не сможет жить по-старому, а если б кто захотел жить так, то пережил бы самого себя” 147. Внутренняя потребность к постоянному творческому поиску навела его на мысль обратиться к тематике воспитательного романа, что и помогло ему наконец завершить в 1924 году “Волшебную гору”.

Воспитанный в буржуазной среде, Ганс Касторп попадает в туберкулезный санаторий, который расположен в горах и совершенно отрезан от мира “равнины”. Простодушный молодой человек сначала не замечает, что в лице новых своих знакомых он сталкивается с альтернативами эпохи: здесь он встречает своего кузена Цимсена, являющегося ярким представителем истинно “прусского” характера, и влюбляется в мадам Шоша, русскую по национальности, с весьма широкими понятиями о человечности; он становится свидетелем острых дискуссий между страстным республиканцем Сеттембрини и выучеником иезуитов Нафтой – последовательным реакционером в революционном обличье; на него производят впечатление блестящие, но весьма туманные речения расположенного не к теориям, а к реальной земной жизни нидерландского плантатора. Больны здесь все, но Касторпу болезнь помогает подняться на ступень более высокого познания. К нему со временем приходит умение критически смотреть на окружающий его мир, и он осознает, что должен сделать выбор: между иррационализмом и разумом, радикализмом и гуманизмом, романтикой и просвещением, болезнью и жизнью – либо вырваться за рамки всех этих альтернатив.

Он понимает, что “во имя доброты и любви человек не должен позволять смерти властвовать над своими мыслями” и, хотя он не может решиться порвать с “волшебным миром горы”, с началом первой мировой войны новый Тангейзер без чувства сожаления готовится выйти в настоящий мир. Таким образом, вопрос о предназначении и ответственности человека выдвигается на первый план этого, в силу философских сложностей своей темы глубоко интеллектуального, романа, в котором сочетание повествовательных элементов предметного описания вкупе с элементами эссеистически-теоретическими дает удивительное эстетическое единство.

Мотив гуманности, главенствующий как в “Волшебной горе”, так и в обширном эссе “Гете и Толстой” (1922), является сквозной темой и следующего его произведения – тетралогии “Иосиф и его братья”, начатой в 1926 году, а законченной в последние годы эмиграции (“Былое Иакова”, 1933; “Юный Иосиф”, 1934; “Иосиф в Египте”, 1936; “Иосиф-кормилец”, 1943). К ее написанию автора подвигла убежденность в том, что именно в эпоху великих исторических переворотов, когда закончилась буржуазная эра и начала свое становление эра новая, на повестку дня следует поставить вопрос человека “о себе самом, о его корнях и перспективах, о его сущности и цели…”.

Томас Манн повествует ветхозаветную историю, которую еще Гете считал “очаровательной” и достойной более детальной разработки: Иосифа – любимого сына патриарха Иакова – его братья сначала бросают в яму, а потом продают в рабство на далекую чужбину, в Египет, где он со временем возвышается, став вторым после самого фараона лицом в государстве, и заставляет явиться к себе отца и братьев. Эта история, однако, не “историческая”, она не имеет конкретной реальной почвы и является всего лишь составной частью мифологически-религиозного предания. На основе обширных знаний истории и религиозных учений Т. Манн придал ей конкретно-исторический характер, развернув ее на тщательно обрисованном историческом фоне. И все же он оставил ее в “мифическом Далеко” сказаний и легенд, повествующих о прошлом, но подразумевающих будущее. “Занимает нас, – говорится в романе, – вовсе не время, очерчиваемое цифирью, а скорее раскрытие тайны переплетения предания и пророчества, наполняющего слово “Некогда” двусмысленным содержанием – прошлым и настоящим, а через них дающего ему и заряд потенциального настоящего…”

То, что история Иосифа заряжена “потенциальным настоящим”, объясняется тем, что своей целью она имела не разъяснение чуда божественного предвидения, а изображение образцового поучительного процесса: безмятежно-самонадеянный юноша, любимчик отца, преодолевает эгоцентризм своей молодости. Наученный горьким опытом многократного “падения в яму”, он приходит к выводу, что сущность гуманного составляют не красота и ум, а вторжение передового мышления в пределы “политики”. Ведь, будучи наместником фараона, он занимается политикой, в своей политической деятельности он опирается на приобретенные им обширные познания в вопросах хозяйствования и экономического планирования.

Так он становится в конце концов “Иосифом-кормильцем”.

Таково название последнего тома тетралогии. В нем наиболее полно отразились представления Томаса Манна о социальной гуманности, необходимой и спорной. Одновременно в этом романе утверждается и новое назначение мифологической литературы.

Т. Манн хотел гуманизировать миф и положить конец нацистскому “блаженствованию немецкого духа в мифической навозной жиже” 149, он сознательно стремился “вырвать миф из лап фашистских мракобесов и наделить его гуманистическими функциями” 150.

Такого же подхода требовала и борьба за сохранение гуманистических традиций немецкой культуры; с другой стороны, необходимо было подвергнуть ее критическому анализу.

“Лотта в Веймаре” (1937) – роман о встрече Шарлотты Кестнер, урожденной Буфф (прообраз верте-ровской Лотты), с состарившимся Гете – показывает классика мировой литературы как фигуру в высшей степени спорную.

Не порвав с прошлым, нельзя было и помышлять о будущем. В том же духе высказалась в 1944 году и Анна Зегерс: “Как добиться того, чтобы немецкая молодежь осознала нашу вину и наш долг, – в этом, пожалуй, самая тяжелая задача нашего поколения”. Ее роман “Мертвые остаются молодыми” представляет собой еще один пример того глубоко критического анализа эпохи, который в последние годы войны стал тематическим стержнем всей антифашистской литературы эмиграции.

Зачастую он выливался в форму автобиографического резюме о современности (“Вчерашний мир” С. Цвейга, 1942; “Закат дворянства” Л. Ренна, 1944; “Поворотный пункт” К. Манна, на нем. – 1952). Нередко он становился ведущей темой крупномасштабных романных композиций (“Дочь” Б. Франка, 1943; “Страсти вокруг миротворца” О. М. Графа, 1947, или “Родные и знакомые” В. Бределя, 1943-1953, – с сугубо пролетарских позиций).

То, что надежды Т. Манна на новое начало в Германии осуществились иначе, чем он это себе представлял, в определенной степени отразилось в произведениях, созданных им в последние годы жизни. Быстрый распад антигитлеровской коалиции удручил его, разгул антикоммунистической истерии в США привел его в смятение. В 1952 году Томас Манн, переступивший семидесятилетний рубеж, отправился в новую эмиграцию: последние годы своей жизни он прожил в Швейцарии, до самой своей кончины неустанно взывая к разуму, ратуя за мир.

Из ранее начатых им работ он продолжал дописывать “Признания авантюриста Феликса Круля” (1954); в созданном им в эту пору “Избраннике” (1951), фабульной основой которого послужила поэма Гартмана фон Ауэ о Грегориусе, он в улыбчиво-пародийной манере развивал мотив милосердия и искупления греха, разрабатывавшийся им прежде в “Докторе Фаустусе”.