Теория Родиона Раскольникова о “двух разрядах людей” и ее опровержение (роман Ф. М. Достоевского “Преступление и наказание”)

Главный герой романа Федора Михайловича Достоевского “Преступление и наказание” недоучившийся студент Родион Романович Раскольников идет на страшное преступление – лишение жизни другого человека под влиянием теорий, популярных среди молодежи 60-х годов XIX века. В сентябре 1865 г. в письме к главному редактору журнала “Русский вестник” М. Н. Каткову, где позднее было опубликовано “Преступление и наказание”, Достоевский следующим образом изложил основное содержание романа: “Молодой человек, исключенный из студентов университета,

мещанин по происхождению и живущий в крайней бедности, по легкомыслию, по шатости в понятиях, поддавшись некоторым странным “недоконченным” идеям, которые носятся в воздухе, решился разом выйти из скверного своего положения. Он решился убить одну старуху, титулярную советницу, дающую деньги на проценты. Старуха глупа, глуха, больна, жадна, берет жидовские проценты, зла и заедает чужой век, мучая у себя в работницах свою младшую сестру. “Она никуда не годна”, “для чего она живет?”. “Полезна ли она хоть кому-нибудь?” и т. д. – Эти вопросы сбивают с толку молодого человека.

Он решает

убить ее, обобрать, с тем чтоб сделать счастливою свою мать, живущую в уезде, избавить сестру, живущую в компаньонках у одних помещиков, от сластолюбивых притязаний главы этого помещичьего семейства – притязаний, грозящих ей гибелью, докончить курс, ехать за границу и потом всю жизнь быть честным, твердым, неуклонным в исполнении “гуманного долга к человечеству”, чем уже, конечно, “загладится преступление”.
На основе этих носящихся в воздухе “недоконченных идей” Раскольников создает свою собственную довольно стройную теорию. Он так излагает ее основы: “…Люди, по закону природы, разделяются вообще на два разряда: на низший (обыкновенных), то есть, так сказать, на материал, служащий единственно для зарождения себе подобных, и собственно на людей, то есть имеющих дар или талант сказать в среде своей новое слово. Подразделения тут, разумеется, бесконечные, но отличительные черты обоих разрядов довольно резкие: первый разряд, то есть материал, говоря вообще, люди по натуре своей консервативные, чинные, живут в послушании и любят быть послушными.

По-моему, они и обязаны быть послушными, потому что это их назначение, и тут решительно нет ничего для них унизительного. Второй разряд, все преступают закон, разрушители, или склонны к тому, судя по способностям. Преступления этих людей, разумеется, относительны и много различны; большею частию они требуют, в весьма разнообразных заявлениях, разрушения настоящего во имя лучшего.

Но если ему надо, для своей идеи, перешагнуть хотя бы и через труп, через кровь, то он внутри себя, по совести, может, по-моему, дать себе разрешение перешагнуть через кровь, – смотря, впрочем, по идее и по размерам ее, – это заметьте. В этом только смысле я и говорю в моей статье об их праве на преступление… Впрочем, тревожиться много нечего: масса никогда почти не признает за ними этого права, казнит их и вешает (более или менее)… Первый разряд всегда – господин настоящего, второй разряд – господин будущего.

Первые сохраняют мир и приумножают его численно; вторые двигают мир и ведут его к цели. И те и другие имеют совершенно одинаковое право существовать”.
Однако при столкновении с живой жизнью теория двух разрядов людей начинает рушиться. Измотанный страхом разоблачения Раскольников пересматривает если не саму теорию, то свое место в ней: “…Он с омерзением почувствовал вдруг, как он ослабел, физически ослабел.
“Я это должен был знать, – думал он с горькою усмешкой, – и как смел я, зная себя, предчувствуя себя, брать топор и кровавиться. Я обязан был заранее знать… Э! Да ведь я же заранее и знал!..” – прошептал он в отчаянии.
Порою он останавливался неподвижно перед какою-нибудь мыслию:
“Нет, те люди не так сделаны; настоящий властелин, кому все разрешается, громит Тулон, делает резню в Париже, забывает армию в Египте, тратит полмиллиона людей в московском походе и отделывается каламбуром в Вильне; и ему же, по смерти, ставят кумиры, – а стало быть, и все разрешается. Нет, на этаких людях, видно, не тело, а бронза!”
Одна внезапная посторонняя мысль вдруг почти рассмешила его:
“Наполеон, пирамиды, Ватерлоо – и тощая гаденькая регистраторша, старушонка, процентщица, с красною укладкою под кроватью, – ну каково это переварить хоть бы Порфирию Петровичу!.. Где ж им переварить!.. Эстетика помешает: “полезет ли, дескать.

Наполеон под кровать к “старушонке”! Эх, дрянь!..”
Главный герой “Преступления и наказания” уже понимает, что он – отнюдь не Наполеон, что, в отличие от своего кумира, спокойно жертвовавшего жизнями десятков тысяч людей, не в состоянии справиться со своими чувствами после убийства одной “гаденькой старушонки”. Раскольников чувствует, что его преступление, в отличие от кровавых деяний Наполеона, – стыдное, неэстетичное. Позднее в романе “Бесы” Достоевский развил тему “некрасивого преступления” – там его свершает Ставрогин, персонаж, родственный Свидригайлову в “Преступлении и наказании”.

Раскольников же пытается определить, где же он сделал ошибку: “Старушонка вздор! – думал он горячо и порывисто, – старуха пожалуй что и ошибка, не в ней и дело! Старуха была только болезнь… я переступить поскорее хотел… я. не человека убил, я принцип убил! Принцип-то я и убил, а переступить-то не переступил, на этой стороне остался…

Только и сумел, что убить. Да и того не сумел, оказывается”. Принцип, через который пытается переступить Родион Романович, – это совесть.

Стать “властелином” ему мешает всячески заглушаемый зов добра. Раскольников все больше думает о раскаянии, и не случайно заставляет Соню Мармеладову читать евангельскую притчу о воскресении Лазаря. Преступник мучается, любовь к Соне в конце концов побуждает его донести на самого себя, признаться в двойном убийстве.

Однако и на каторге Раскольников все еще уверен, что теория двух разрядов людей правильна, просто он себя ошибочно не к тому разряду отнес, за что и расплачивается. Лишь приезд Сони и новое обращение к Евангелию побуждают Родиона в корне пересмотреть всю прежнюю жизнь и отказаться от следования теории, рассматривающей большинство человечества только как материал для немногочисленных наполеонов. Раскольников приходит к христианским моральным ценностям, и в финале эпилога “Преступления и наказания” “начинается новая история, история постепенного обновления человека, история постепенного перерождения его, постепенного перехода из одного мира в другой, знакомства с новою, доселе совершенно неведомою действительностью”. В этом новом мире
христианской нравственности для теории двух разрядов людей уже нет места.