Тема сострадания и милосердия в повести В. Распутина “Последний срок”

“За свою жизнь старуха рожала много и любила рожать, но теперь в живых у нее осталось пятеро…”
Скромный и вовсе не новый сюжет, обыденный материал – так откуда же ощущение радости, которое оставляет повесть Валентина Распутина? Ну, старуха, восемьдесят лет прожила, детей нарожала. В живых остались двое сыновей и три дочери.

У младшего, Михаила, который один из всех остался в деревне, она и доживает свой век. Теперь при смерти, и собираются проводить ее в последний путь дети, взрослые уже и совсем разные.
Распутин в своей первой

создавшей ему имя повести “Деньги для Марии” также не пользовался остросюжетными приемами. Продавщица сельмага ждет ревизии, а товары в те годы было принято иногда отпускать под запись, на доверие, в долг. Хоть и была эта практика незаконной.

И едет ее муж по родственникам и друзьям в надежде занять деньги. Иначе посадят жену. Да, первая повесть не отличалась особой оригинальностью сюжета.

Но читалась на одном дыхании, так как вставали за кажущейся простотой сложные и своеобразные характеры русских людей.
Характер старухи Анны принадлежит к тому же социальному типу – народный образ деревенской

женщины, выдюжившей терпением и трудом и голодное детство, и страшное испытание войной, и неустроенность послевоенных лет. Выстоявшей на всех ветрах – и не загрубевшей, не очерствевшей душой. Эта внутренняя безмерная доброта и деликатность старухи Анны, почти детская незащищенность, незамутненность нравственной чистоты и человечности без тени сентиментальности переданы в повести.
Смертью, а вернее, – жизнью главной героини проверяются ее дети. Для них смерть матери – высокая трагедия, так как мать уходит из жизни, отдав им все. Для автора же трагедия (или драма) то, что дети ее – Люся, Варвара, Илья, Михаил – не выдержали проверки на человечность.

Суровым приговором завершается эта столь скромная по жизненному материалу повесть. Страшно читать о том, как совестится мать, тихо радуясь вместе с тем последнему счастью, совестится того, что держит детей всех тут, отрывая от их важных дел. Как будто могут у них быть дела более важные.
Самое страшное – в тех наигранных, лживых словах, с которыми прощаются дети с матерью, в глубине души зная, что это последние слова: “И не обижайся на нас. Так надо”. Надо не по закону человечности, а по закону суеты.

По душевной тупости, внутренней черствости, а проще – недостатку доброты.
“Выздоравливай, мама. И не думай ни о какой смерти”.
Ночью мать умерла.
Нравственный суд завершен. Вопрос поставлен. Немалой важности вопрос об угрозе бездуховности, о сострадании и милосердии, о том, что такое человек и что такое человечность.