Тема предназначении поэта в творчестве Твардовского
Глубокими размышлениями о предназначении поэта, о поэтическом долге наполнены стихи крупнейшего русского поэта современности Твардовского. Будучи предельно требовательным к себе, он понимал искусство прежде всего как глубочайшую ответственность поэта за сказанное им слово. Живя в трудную эпоху, он бескомпромиссно требовал от писателя одного простого и такого насущного качества – честности, поэтической правды.
В поэме “За далью – даль” Твардовский создает впечатляющий образ “внутреннего редактора”, который не
/И в свет ты выйдешь, как картинка, / Какой задумал я тебя”. Но на самом деле поэт не может, не имеет права даже в мелочах кривить душой если он истинный поэт. Твардовский,
И незачем поэту прибегать к отговоркам: мол, не дают писать так, как хочется, тяжелое время и т.п. Удобно укрыться за эти слова, но нечестно. И о своем “внутреннем редакторе” Твардовский говорит: “Ты только в слабости, в унынье / Меня способен подстеречь, / Когда, утратив пыл работы, / Ия порой клоню к тому, / Что где-то кто-то или что-то / Перу помеха моему…”
В поэме “За далью – даль” есть даже специальная глава, посвященная теме творчества, – “Литературный разговор”. И она не выглядит случайной или чужеродной в поэме о судьбах страны и народа, потому что поэт – часть народа, и именно ему обязан “творческим отчетом”. Народная же любовь – к тем стихам, в которых “жар живой, правдивой речи, / А не вранья холодный дым”.
За это народное признание поэт готов на все: “И ради той любви бесценной, / Забыв о горечи годов,/ Готов трудиться ты и денно, / И нощно – / Душу сжечь готов”.
При всем своем огромном поэтическом даре Твардовский был исключительно скромен и естествен. Фальшивое слово возмущало его, и не раз он писал о том, что безответственно брошенные слова “дурным трезвоном / Смущают мертвых и живых”. Со спокойным и ироничным презрением высмеивает Твардовский те романы, в которых по шаблону показываются “в коммунизм идущий дед”, “парторг, буран, прорыв, аврал, Министр в цехах и общий бал”: “И все похоже, все подобно, / Тому, что есть иль может быть, / А в целом – вот как несъедобно, что в голос хочется завыть”.
Твардовский, мечтавший о том, что “читатель вероятный / Скажет с книжкою в руке: /Вот стихи, а все понятно, / Все на русском языке”, писал: “Я за такой закон суровый, / Чтоб ограничить трату слов”.
Но вместе со скромностью Твардовскому присуще и исключительное чувство собственного поэтического достоинства. Ему есть что сказать людям, и это слово он обязан сказать сам, не смущаясь никакими авторитетами: “Сказать то слово никому другому / Я никогда бы ни за что не мог / Передоверить. Даже Льву Толстому – / Нельзя. Не скажет – пусть себе он Бог. / А я лишь смертный.
За свое в ответе, / Я об одном при жизни хлопочу: / О том, что знаю лучше всех на свете, / Сказать хочу. И так, как я хочу”.
Искусству поэзии нет однозначного определения, Она и мука творчества, и счастье обретения себя в слове, и легкая забава, и высокий долг. Но из всей русской поэзии ясно: поэзия прежде всего – особый, высочайший дар, накладывающий на поэта огромную ответственность перед Богом, народом, человечеством.
Вопросы для повторения
Какие сквозные идеи присутствуют в отечественной литературе в решении темы поэта и поэзии? В чем состоит разница между “чистым” и “утилитарным” искусством? В чем состояла преемственность русской поэзии в решении этой темы?
Почему практически каждый русский поэт обращался в своем творчестве к теме поэта и поэзии? В чем состоит нравственный смысл обращения литературы к теме поэта и поэзии?