Тема назначения поэта и поэзии традиционна в русской литературе XIX века

1. “Я не поэт, а гражданин…”.
2. Пушкин – поэт-певец и поэт-пророк.
3. “Осмеянный пророк”.
4. “Гражданином быть обязан”.
Начало XIX века, овеянное славой и громом побед в Отечественной войне 1812 года, заставило лучших людей того времени задуматься о судьбах родины. О том, что будет дальше со страной и народом, знакомые с идеями просветителей вернувшиеся из заграничных походов молодые дворяне считали противоестественным, что народ-освободитель должен вновь вернуться под ярмо крепостничества. Это привело к появлению

тайных декабристских организации.

А в литературе – к выдвижению на первый план идей гражданственности. “Я не поэт, а гражданин”, – говорил о себе выдающийся поэт-декабрист К. Ф. Рылеев. Именно в провозглашении идеалов гражданственности, свободы, ненависти ко всякого рода тирании видели поэты начала века предназначение поэта. Время первой четверти XIX века было временем надежд и стремлений.

Этими же надеждами пылает и молодой А. С. Пушкин, не являвшийся членом декабристских организаций, но друживший со многими из них и причислявший себя к ним. Не случайно Николай I уже после разгрома восстания

14 декабря так настойчиво искал доказательств причастности поэта к декабристскому движению. В стихотворении “Арион”, рассказывая об этом времени, Пушкин называет себя певцом декабризма.

В этом он видит свое предназначение как поэта.
Нас было много на челне;
Иные парус напрягали,
Другие дружно упирали
Вглубь мощны веслы….
А я – беспечной веры полн, –
Пловцам я пел…
И вот, восстание разгромлено:
Погиб и кормчий и пловец!
Лишь я, таинственный певец,
На берег выброшен грозою…
Залпы артиллерийских орудий на Сенатской площади уничтожили все надежды русского общества на возможность преобразований. А те, кто дерзнул попытаться осуществить эти изменения, были отправлены на виселицы, в Сибирь или на Кавказ, под пули горцев. И в этой ситуации страха и подавленности, чудом уцелевший поэт из певца, превращается в пророка. Окружающая действительность кажется ему мрачной пустыней, в которой он не может найти утоления своим духовным потребностям и стремлениям:
Духовной жаждою томим,
В пустыне мрачной я влачился,
И шестикрылый серафим
На перепутье мне явился;
Этот посланец высших сил превращает поэта из обычного человека в провозвестника высшей воли:
И он к устам моим приник,
И вырвал грешный моя язык,
И празднословный и лукавый,
И жало мудрыя змеи
В уста замерзшие мои
Вложил десницею кровавой.
Затем к наделенному особым слухом, зрением и сердцем пророку взывает глас божий с приказанием:
“Восстань, пророк, и виждь, и внемли,
Исполнись волею моей,
И, обходя моря и земли,
Глаголом жги сердца людей”.
Мы видим, что поэт уже гораздо серьезнее воспринимает свое предназначение. Он теперь не просто поет о свободе, он берет на себя удел проповедовать, доносить до сердец и умов людей высшие истины. Позднее в предсмертном стихотворении “Памятник”, как бы подводя итого всей своей жизни, он скажет о них подробнее:
И долго буду тем любезен я народу,
Что чувства добрые я лирой пробуждал,
Что в мой жестокий век восславил я Свободу
И милость к падшим призывал.
Прославлять свободу, не страшась нападок, не требуя похвалы, равнодушно принимая “хвалу и клевету”, – вот, по-мнению Пушкина, назначение поэта.
Не менее остро волновала тема места и назначения поэта и поэзии и других поэтов XIX века. В частности, последнего представителя русского романтизма, поэтического наследника Пушкина, М. Ю. Лермонтова.
Творчество его, не менее серьезное и значимое для истории русской литературы, тем не менее пронизано несколько иными мотивами. В первую очередь это связано с эпохой, в которую довелось жить поэту. Если время Пушкина – это поначалу время надежд и упований, то эпоха Лермонтова – это время разочарований и беспросветной реакции. Время, когда Россия жила под сенью пяти виселиц, и надежды на изменения были утрачены безвозвратно.

Таковы и герои Лермонтова – богато одаренные, сжигаемые жаждой деятельности, но не имеющие возможности утолить эту жажду. Образы героев – это и образ самого поэта, который тоже мучительно ищет применения своему таланту и пытается определить свое место и назначение. Он тоже ощущает себя пророком.

Но если пророк Пушкина еще вначале пути, то пророк Лермонтова уже столкнулся со злобой и презрением окружающих. Стихотворение Лермонтова “Пророк” служит как бы продолжением одноименного стихотворения Пушкина. Оно начинается словами:
С тех пор, как вечный судия
Мне дал всеведенье пророка,
В очах людей читаю я
Страницы злобы и порока.
Исполняя свое предназначение, поэт-пророк отправляется “провозглашать любви и правды чистые ученья”, но в ответ ему летят камни самолюбивых невежд, не желающих признавать, “что бог гласит его устами”. Поэту остается лишь скрыться в пустыню, где он живет в согласии с природой и всеми живыми тварями. Порой он все же выходит к людям, но всякий раз встречает лишь презрение и насмешки:
Смотрите ж, дети, на него:
Как он угрюм и худ и бледен!
Смотрите, как он наг и беден,
Как презирают все его!
И вот поэт-пророк, как булатный кинжал, утратил свое предназначенье. Голос его уже не воспламеняет “бойца для битвы”, не звучит,
…как колокол на башне вечевой,
Во дни торжеств и бед народных…
В мире, где “ветхий мир привык морщины прятать под румяны…”, гордый лик поэта вызывает скуку и презренье. С горечью отмечает Лермонтов, что “звук могучих слов” поэта уже почти не встречает благоговенья и “отзыва мыслей благородных”. И с не меньшей горечью он восклицает:
Проснешься ль ты опять, осмеянный пророк?
Иль никогда, на голос мщенья
Из золотых ножон не вырвешь свой клинок,
Покрытый ржавчиной презренья?
Но на этот вопрос поэту так и не суждено было найти ответа.
Далее тема роли и назначения поэта и его взаимоотношений с обществом развивается в творчестве Н. А. Некрасова. Стихотворение “Блажен незлобивый поэт…”, написанное в день смерти Н. В. Гоголя, “незлобивому”, благополучному поэту, противопоставляет подлинного поэта-творца и правдолюбца. Цель его не услаждение слуха публики, а выполнение своей высокой миссии:
И веря и не веря вновь
Мечте высокого призванья,
Он проповедует любовь
Враждебным словом отрицанья…
При этом Некрасов считает, что сам он не всегда соответствовал этому высокому идеалу:
Не торговал я лирой, но, бывало,
Когда грозил неумолимый рок,
У лиры звук неверный исторгала
Моя рука…
В этих строчках раскаяние поэта за те цензурные компромиссы, на которые он вынужден был идти ради спасения “Современника”, и за верноподданническую оду всесильному графу М. Н. Муравьеву, которая впрочем не спасла журнал от закрытия, а лишь навлекла на поэта осуждение друзей. Но, несмотря на все это, Некрасов сохранил убежденность в том, что поэт обязан иметь активную гражданскую позицию:

Иди в огонь за честь отчизны,
За убежденье, за любовь…
Иди и гибни безупречно.
И, словно перекликаясь с Рылеевым, Некрасов восклицает:
Поэтом можешь ты не быть,
Но гражданином быть обязан.
Таким образом, мы видим, что на протяжении XIX века, несмотря на периоды сомнений и разочарования, в творчестве наиболее талантливых поэтов прослеживается мысль об особой роли поэта, его высокой ответственности и четко определенной гражданской позиции.