Сюжетно-композиционные особенности рассказа К. Паустовского “Телеграмма”
В рассказе “Телеграмма” К. Паустовский поднимает тему человеческого равнодушия и одиночества. Сюжетную основу составляет простая история о том, как пожилая мать, забытая дочерью, занятой своей работой в городе, умирает в одиночестве.
Композиционно рассказ разбивается на три части: в первой рассказывается о жизни Катерины Петровны в селе Заборье. Вторая посвящена дочери Насте. В третьей части происходит трагическая развязка этой истории.
Рассказ наполнен символами, деталями, помогающими понять, как автор оценивает героев.
Очень
Тесовые крыши почернели. Спутанная трава в саду полегла, и все доцветал и никак не мог доцвесть и осыпаться один только маленький подсолнечник у забора”. Далее рассказывается о Катерине Петровне. Автору симпатична эта одинокая старушка.
Ее одиночество скрашивают девочка Манюшка, помогающая по дому, и сторож Тихон. Она живет прошлым.
Кажется, в доме время застыло на месте. Он даже
Все, что у нее осталось от жизни, – это дочь Настя. Каждый день старушка думает о Насте, ждет ее появления и плачет. Она сидит так тихо, “что мышь, обманутая тишиной, выбегала из-за печки, становилась на задние лапки и долго, поводя носом, нюхала застоявшийся воздух”.
Тяжесть одиночества автор подчеркивает, одушевляя неживой предмет: “Керосиновый ночник был…, казалось, единственным живым существом в покинутом доме”. Писатель вводит описание осеннего рассвета, который по традиции символизирует возрождение. Но здесь он значит совсем иное: “Рассвет все больше медлил, все запаздывал и нехотя сочился в немытые окна, где между рам еще с прошлого года лежали поверх ваты когда-то желтые, осенние, а теперь истлевшие и черные листья”.
Так постепенно угасает и жизнь Катерины Петровны, кончается ее осень. Ощущение одиночества и старости символически передаются и через образ клена, который когда-то давно девушкой-хохотушкой посадила Катерина Петровна. Теперь он стоял “облетевший, озябший, ему некуда было уйти от этой бесприютной, ветреной ночи”.
Образу Катерины Петровны противостоит образ Насти. С ней мы знакомимся во второй части рассказа. Она живет в Ленинграде и работает секретарем в Союзе художников. Настя редко вспоминает о матери, она даже не находит минуты, чтобы написать ей письмо.
У Насти Катерина Петровна – единственный дорогой человек. Но работа заставляет забыть о ней.
Настю нельзя, казалось бы, назвать черствой, бездушной. Это подтверждает эпизод со скульптором Тимофеевым. Она заботится о том, чтобы он смог организовать выставку.
Настя приходит к Тимофееву в мастерскую. Там холодно, чадит керосинка. Но трудности, которые переживает Тимофеев, кажутся совсем несерьезными, особенно в сравнении с горем одинокой Катерины Петровны. На этом фоне невыразительно звучит жалоба Тимофеева: “Непонятно, как я еще не издох в этой берлоге.
А у Першина в мастерской от калориферов дует теплом, как из Сахары”. То есть, переживания Тимофеева не столь драматичны, как переживания одинокой старушки.
Истинные ценности начинают открываться, когда в зале на обсуждении выставки работ Тимофеева гремят аплодисменты в честь Насти, вытащившей скульптора из забвения, а Настя в это время читает телеграмму о том, что мать ее умирает из-за душевной черствости “чуткой” Насти.
Автор прямо не осуждает Настю. Здесь снова на первый план выходят символы. Вот Настя смотрит на скульптуру Гоголя: “Настя вздрогнула.
Насмешливо, зная ее насквозь, смотрел на нее остроносый сутулый человек… “А письмо-то в сумочке нераспечатанное, – казалось, говорили сверлящие гоголевские глаза. – Эх, ты, сорока!”. А вот и последняя “встреча” после получения телеграммы: “Гоголь смотрел на нее, усмехаясь. На его виске как будто тяжело билась тонкая склеротическая жилка.
Насте показалось, что Гоголь тихо сказал сквозь стиснутые зубы: “Эх, ты!”.
Наконец, в третьей части Настя жестоко наказана за невнимание к матери. Приехав в Заборье, она не застает матери в живых, не получает прощения за свою сухость. Но теперь душа несчастной Катерины Петровны, наконец, успокоилась. Это подчеркивает спокойный, почти зимний пейзаж: “Подморозило.
Выпал тонкий снежок. День побелел, и небо было сухое, светлое, но серое, будто над головой протянули вымытую, подмерзшую картину”.
“Нет оправдания душевной черствости”, – утверждает Паустовский своим рассказом.