“Светские” и “кавказские” повести Марлинского

Особой популярностью в 30-е годы, как уже отмечалось, пользовались “светские” и “кавказские” повести Марлинского. Недостаток значительного, яркого в реальной жизни требовал своего восполнения в других сферах, в данном случае – в искусстве, в литературе. Это во многом объясняет тот исключительный успех, которым пользовался в 30-е годы Марлинский и его повести.

По контрасту с окружающей будничностью в них находили живой красочный мир с кипящими страстями (“Фрегат “Надежда”, 1832), полный загадочности и опасностей (“Мулла-Нур”,

1836), преодолеваемых, как правило, находчивостью и волею людей, объединенных чувством собственного достоинства, любовью к родной земле (“Мореход Никитин”, 1834).

Мужественные, благородные герои повестей Марлинского увлекали читателей своим стремлением к духовному совершенству. Существенно и то, что, обращаясь к светской среде, создав канон “светской повести” (“Испытание”, 1831), Марлинский с прежних декабристских позиций раскрывал порочность аристократической морали. Он отстаивает искренность в отношениях, доброту, законы “чести”, хотя и принужден с этой целью прибегнуть к идеализации

положительных персонажей (Стрелинский, Гремин).

Несостоятельность светских норм жизни наглядно раскрыта в повести “Фрегат “Надежда”. В высших кругах, как замечает автор, “от собачки до хозяина дома, от плиты тротуара до этрусской вазы – все нерусское, и в наречии и в приемах”. У представителей петербургской знати “под улыбкой нет выражения, под слогом не дороешься до мысли, под орденами – сердца”.

В этой связи необходимо отметить, что Марлинский с редкой в его годы смелостью выступил в защиту самобытных, “русских” начал в общественной жизни, отдавая должное трудолюбию, уму и смекалке людей из народа.

Романтической увлекательностью отличаются “кавказские” повести Марлинского “Аммалат-Бек” (1832) и “Мулла-Нур”. Помимо экзотической природы, ярких зарисовок местного быта, хорошо изученного Марлинским, многочисленных эпизодов, отличающихся авантюрно-приключенческой остротой, эти повести содержат в себе и характерные для романтического стиля обобщения, имевшие для 30-х годов XIX в. злободневный общественный смысл.

В основу повести “Аммалат-Бек” положена народная легенда, записанная Марлинским в Дербенте. В. ней рассказывается о дагестанском молодом хане Аммалате, перешедшем на сторону мюридов и убившем своего покровителя полковника русской армии Верхов-ского. Но писатель не ограничивается простым пересказом легенды. Он придает ей романтическую окраску, заостряя внимание не столько на событии, сколько на характере персонажа.

Аммалат-Бек – волевая, активная и в то же время мятущаяся натура. Этим объясняются быстрые переходы героя от преданности к недоверию, а от него – к мести. Аммалат-Бек попадает в сети, коварно расставленные врагами России, и, разжигаемый подозрениями, осуществляет расправу над человеком, который спас его от неволи.

Трагедия усугубляется тем, что Аммалат совершает это преступление как правое дело, надеясь в награду за него добиться руки возлюбленной Селтанет. “Природа подарила ему все, чтобы быть человеком в нравственном и физическом смысле, но предрассудки народные и небрежность воспитания сделали все, чтобы изувечить эти дары природы” – сказано об Аммалате в повести. Так Бестужев выходил к типично романтической коллизии: неблагоприятные обстоятельства оказывают губительное воздействие на личность искреннюю и доверчивую, “страсти”, как неумолимый “рок”, управляют человеком, часто оказываясь источником его жестоких внутренних противоречий.

Конфликт сильной, бунтарски настроенной личности с миром, где царствуют зло и несправедливость, определил кульминационную точку другой “кавказской” повести “Мулла-Нур”. Как и в предыдущей повести, Марлинский отталкивается от реальных источников.

Но стремление автора к романтическому переосмыслению действительных событий здесь еще более заметно, чем в первой (дербентовской) повести. И надо сказать, что это усилило бунтарский пафос изображения, вывело повесть за рамки традиционного приключенчества.

Мулла-Нур – главный персонаж повести – разбойник не по ремеслу, а по убеждению. Он мстит притеснителям, богатым, защищает обиженных. Это – “татарский Карл Моор”, как назвал его Белинский. И то, что он борется в одиночку, не затушевывает социальной природы его протеста.

Образ Муллы-Нура нарочито окутан дымкой таинственности. Неизвестно, что заставило его убить своего дядю И убежать в горы, кто его помощники в борьбе за справедливость. 11о такая недосказанность острее подчеркивает порыв героя к свободе. Его протест по-своему символизировал осуждение мрачной социальной действительности 30-х годов.

Не зря рассказ героя о самом себе “…превратился в какую-то жалобу, в какую-то прерывчатую исповедь, в чудный разговор с самим собою!..” (II, 459). Что-то похожее ощущали и наиболее передовые люди первого, самого тяжелого десятилетия после разгрома декабристов. “Разговор с самим собой”, “Жалоба” на настоящее станет лейтмотивом гениальной лирики Лермонтова.

Таким образом, в повестях Марлинского 30-х годов отнюдь не исчезли, хотя и заметно трансформировались прежние, декабристские идеи, связанные с критическим отношением к действительности, прославлением в человеке мужества, личной активности, нравственной чистоты и цельности. Стремясь воплотить эти черты в живом наглядном изображении, Марлинский обращался к остроконфликтным ситуациям, используя усложненную, подчас авантюрную интригу (“Мулла-Нур”), приемы внезапности (“Кровь за кровь”, “Лейтенант Белозер”). Положительные герои даны обычно в резком контрасте с окружающей средой (“Фрегат “Надежда”).

В ее характеристике автор прибегает к “узорчатому” стилю: пышным метафорам, неожиданным сравнениям, каламбурам, а подчас и едким колкостям, когда речь шла о негативных явлениях. Разнообразны и жанровые конструкции повестей Марлинского. Именно он придал известную законченность и достаточно яркую выразительность таким разновидностям (типам) романтических повестей, как “светская” (“Испытание”), авантюрно-приключенческая (“Аммалат-Бек”), историко-бы-товая (“Ревельский турнир”), историко-приключенческая (“Латники”).

Не утратили своего значения и “этнографические” (преимущественно очеркового характера) повести Марлинского.


1 Star2 Stars3 Stars4 Stars5 Stars (1 votes, average: 5.00 out of 5)
Loading...

“Светские” и “кавказские” повести Марлинского