Стихотворения 1812-1814 годов Константина Николаевича Батюшкова
В 1807 г. К. Н. Батюшков вступил в ополчение, чтобы участвовать в войне против Наполеона. В сражении под Гейльсбергом он был ранен. Оставив военную службу, Батюшков с весны 1812 г. служил в петербургской Публичной библиотеке помощником хранителя рукописей. Обстоятельства привели его в Москву незадолго до того, как ее оставили русские войска.
Поэт наблюдал поток беженцев, направлявшихся в Нижний Новгород, а позднее побывал в сожженной Москве. В марте 1813 г. Батюшков снова был зачислен в армию и вместе с ней побывал в заграничном походе. Он участвовал
Общественно-исторические события, свидетелем и участником которых стал Батюшков, нашли отражение в произведениях поэта. В 1813 г. под впечатлением московской трагедии он пишет послание “К Дашкову”. “Мой друг! я видел море зла”,- начинает автор свое стихотворение, которое стало одним из лучших образцов гражданской поэзии, связанной с событиями Отечественной войны 1812 г. Поэт взволнованно описывает сцены бегства жителей Москвы, картины разоренной столицы.
…петь любовь и радость, Беспечность, счастье и покой И шумную за чашей младость! Среди военных непогод, При страшном зареве столицы. Предвосхищая гражданскую поэзию романтизма, Батюшков восклицает: Нет, нет! талант погибни мой И лира, дружбе драгоценна, Когда ты будешь мной забвенна, Москва, отчизны край златой!
Стремясь расширить круг тем своей поэзии, он в 1813 г. пишет стихотворение “Переход русских войск через Неман 1 января 1813 года. (Отрывок из большого стихотворения)”. По стилю отрывок приближается к батальной поэзии классицизма (“и се” – узаконенная в ломоносовской “Риторике” фигура “указания”; традиционные образы и выражения: “сгущенных копий лес”, “гремят щиты, мечи и брони” и т. д.). Это, по-видимому, и было причиной незаконченности стихотворения: возвращение на путь гражданской поэзии в духе классицизма для Батюшкова было невозможно.
И следующее его стихотворение на тему войны, “Пленный” (1814), написано в форме элегии, в которой русский воин, томящийся в плену на берегах Роны, горестно вспоминает “отчизны вьюги, непогоду”, родной кров, любимую женщину.
Через некоторое время Батюшков возвращается к затронутому ранее сюжету: в 1814 г. появляется его историческая элегия “Переход через Рейн”. Более широко, чем это было в стихотворении “Переход русских войск через Неман 1 января 1813 года”, рисуется здесь один из эпизодов заграничного похода русской армии. Находясь на берегу Рейна, Батюшков вспоминает исторические эпохи и события, свидетелем которых была эта река.
История пробуждает гражданские, “дерзновенные” чувства поэта и воина.
Все, все – и вид полей, и вид священных вод, Туманной древности и бардам современных, Для чувств и мыслей дерзновенных И силу новую и крылья придает. Автор сознает себя участником больших исторических событий: И час судьбы настал! Мы здесь, сыны снегов, Под знаменем Москвы, с свободой и с громами!..
По концепции и стилю это стихотворение более органично, чем оба предыдущих. Романтическая субъективность не вступает здесь в противоречие с объективным содержанием элегии. Привычные образы и обороты “высокой” поэзии (опять “и се”, “по манию вождей”, “шлемы воев оперенны” и т. п.) ассимилируются стилем формирующейся гражданской поэзии романтизма (“за честь своих граждан”, “страну, обильну славой, воспоминаньем древних дней”, “святая к родине любовь”, “любовь и честь в душах суровых пробудились”, “бич свободы” – имеется в виду Юлий Цезарь).
Стихотворение “Переход через Рейн”, как и послание “К Дашкову”, сближало Батюшкова с представителями гражданской поэзии 10-х годов – Н. И. Гнедичем, Ф. Н. Глинкой, В. Кюхельбекером.
Свидетельством поисков новых путей литературного творчества служат и эпические замыслы Батюшкова. В мае 1837 г. в письме Гнедичу писатель просит своего друга подыскать материалы, необходимые ему для исторической поэмы “Рюрик”. Он просит также прислать издания народных сказок и песен.
Они были необходимы поэту для задуманной им поэмы на сказочный сюжет (о Бове Королевиче). Но ни тот, ни другой замысел не осуществился. Дальше всего пошел Батюшков в разработке своего третьего эпического замысла – поэмы “Русалка”, в которой он намеревался сочетать историческую истину со сказочно-поэтическим вымыслом, сближаясь в этом отношении с В. А. Жуковским (план поэмы “Владимир”). Оба поэта-романтика отразили в своих эпических замыслах национально-исторические интересы, характерные для прогрессивного романтизма.
И оба они потерпели неудачу, причиной которой явились не столько характер свойственного им дарования – лирического, а не эпического,- сколько умеренность и непоследовательность их общественно-исторических взглядов.
(1 votes, average: 5.00 out of 5)
Loading...