Стихотворение Твардовского “Братья”

А. Т. Твардовский с глубокой любовью описывает свою се­мью (члены которой были сосланы как кулаки). В первой строфе Твардовский с помощью анафоры трижды выделяет слово “свой”: это могло навлечь на поэта обвинение в сочувствии соб­ственникам. За проявление любви к сосланным, за то, что поэт позволил себе вообще затронуть тему, которая в те времена была запретной, его могли сослать с один из сталинских лагерей, об­винить в заговоре против правительства и даже расстрелять без суда и следствия, как были расстреляны в то время сотни совет­ских

людей.

Одной из самых характерных черт Твардовского бы­ли честность и способность твердо говорить правду. Спустя три года после создания этого стихотворения, в 1936 году, Твардов­ский, рискуя своим положением всесоюзно известного поэта, до­бивается возвращения родных из ссылки.

В стихотворении “Братья” поэт вспоминает свое детство с чувством любви, грусти, теплоты и радости, горечи и сожаления. Велики простота, ясность и в то же время емкость и выразитель­ность фраз, полных редких в наше время слов: “ухватка”, “сы­ны”, “обапол себя” (по обе стороны от себя), “кузнечик сверчал”.

Стихотворение словно проникает в самую глубину нашей души.

Отметим выражения, которые ясны и выразительны именно сво­ей простотой и лаконичностью: они словно стягивают и концен­трируют в себе энергию значений многих несказанных слов: “И сидели мы, выпятив груди, – Я с одной стороны, \ Брат с другой стороны, \ Как большие, женатые люди”, “…В детстве вкусные желуди были!..”.

Твардовский очень экономен в использовании эпитетов, их в стихотворении немного, но они дают нам возможность проник­нуть в чувства ребенка: “Одинокий кузнечик сверчал, \ И горячее сено шумело…”

Твардовский использует в стихотворении прием повторения.

Буквальное повторение: “Лет семнадцать тому назад…” В начале мы читаем: “…Были малые мы ребятишки”. В конце: “…Мы друг друга любили и знали”. В сознании невольно воз­никает: тогда знали, а сейчас? Знаемся ли мы друг с другом?

Признаем ли мы себя родственниками? В те годы огромное ко­личество людей публично отказывалось признавать себя родст­венниками сосланных или арестованных “врагов народа”, кото­рые никогда врагами не были. Страх за свою жизнь заставлял людей предавать своих родных и память о своем детстве.

Твар­довский словно спрашивает сам себя: люблю ли я и сейчас тех, кто любил меня, готов ли я признать родными людей, которых сослали как кулаков?

И опять Твардовский обращается к повторению – но это не буквальное повторение вопросов отца. Отец словно дал детям эталон совести, с которым надо подходить к своей жизни, и брат обращается к брату с горькими вопросами, понимая, что совесть и память детства не позволят ему изменить своим родным.