Стихи Твардовского о Сибири

Необозримы просторы Сибири. “Сибирь! И лег и встал – и снова – вдоль полотна пути Сибирь”. Так уж исторически сложилось, что испокон веков эта сторона России до обидного мало знала людей, “кому б была землей родимой!” И в слагавшихся веками “сибирских” песнях народ пел о том же:

И в старых песнях не устал Взывать с тоской неумолимой Твой Александровский централ И твой бродяга с Сахалина. Да, горделивая душа Звучит и в песнях, с бурей споря, О диком бреге Иртыша И о твоем священном море.

Петь Твардовский любил, унаследовав

эту любовь от отца. Пел он вдохновенно, самозабвенно, знал великое множество песен – и очень редких, никому почти не известных, и новых, но даже самая запетая песня в его исполнении звучала как-то особо, как бы в своей, свойственной ему одному манере. Нет ничего удивительного, что мелькавшие за окнами экспресса огни Сибири напомнили ему знакомые с детства “Александровский централ”, “Глухой неведомой тайгою…” и давно ставшие народными “Смерть Ермака” К. Ф. Рылеева и “Думы беглеца на Байкале” Д. П. Давыдова. Последняя, однако, больше известна как “Славное море, священный Байкал…”

В

своих воспоминаниях о Твардовском В. Лакшин рассказывает, что, собираясь ехать в Сибирь, поэт прочел чуть ли не все о Байкале и тогда же впервые прочел все стихотворение Давыдова, которое оказалось гораздо длиннее известной песни. Такова была манера работы Твардовского не только над “Далями”. А любая песня о тех краях неразрывно связана с судьбами гонимых в Сибирь по разным причинам: приказом ли, заслугой, мечтой или бедой.

И тут поэт, которого ни на минуту не покидало чувство каждодневного самоконтроля, проверявший свои поступки, мысли “высшим судом, который дан человеку, – судом собственной совести” ( Л. Толстой ), имевший четкое представление о своих возможностях и отчетливое понимание своего личного вклада в сокровищницу общенародного опыта, признается: “Любой из тысяч этих судеб и так и так обязан я”.

Свою кровную связь с народом Твардовский ощущает постоянно – “Не лгать, не трусить, верным быть народу, любить родную землю-мать, чтоб за нее в огонь и в воду, а если – то и жизнь отдать”, – такова его жизненная позиция. Вот почему его муза щедро наделена даром принимать новое и не забывать о старом, она сопереживает и спорит и неустанно отстаивает правду, только правду, а его духовность – “доподлинная, жизненная, выстраданная… эта духовность и согласуется с поэзией самой высокой пробы, что кроме главного – могучего дарования природы нашла в Твардовском и природный ум, и совестливость, и масштаб нравственных требований к жизни и собственной личности”1. В главе “С самим собой” – размышления поэта о себе, своей судьбе: “Нет, жизнь меня не обделила, добром своим не обошла.

Всего с лихвой дано мне было в дорогу – света и тепла.

Чтоб жил и был всегда с народом, Чтоб ведал все, что станет с ним, Не обошла тридцатым годом, И сорок первым, И иным…

Твардовский говорит так, понимая, что сам он лишь малая часть народа, и выделить свою судьбу из судьбы народной и помыслить не может. Народ для поэта – это живые, во многом не схожие друг с другом люди, но каждый отдельный человек и есть частица народная, неотъемлемая ее часть, а потому-то и его история. Он и в пути не отделяет себя от своих попутчиков: “сколько дел, событий, судеб, людских печалей и побед вместились в эти десять суток, что обратились в десять лет!”. И все они равно дороги и интересны поэту: майор, старичок научный, моряк в хрустящем кителе, старик кудрявый в орденах и даже “поп с медалью Восьмисотлетия Москвы”.

Но особенно пристально вглядывается он в чету молодоженов, что по собственной воле (“просто от стыда”), не пожелав воспользоваться протекцией родни руководящей, подались на новостройку, хотя заранее знали “почем там лихо”. Эта тема по-особому волновала Твардовского, ей посвящен отдельный очерк “О столице и провинции”.

Попутчики поэта – тот народ, без которого немыслимы ни жизнь, ни творчество. Однако выделить хотелось бы две судьбы, чья жизнь – составная часть истории страны. “Одной судьбы особой повесть” рассказана в главе “Друг детства”. Встреченный случайно на станции Тайшет друг отнюдь не конкретное лицо.

Судьба эта вобрала в себя множество судеб и близких и далеких поэту людей, родных, друзей, знакомых, тех, кого Твардовский знал с детства и о ком не слышал ни разу. Встреча с другом детства драматична, трагична, потому как эта и иные участи долгие годы для Твардовского были “сердца… живою частью, бедой и болью потайной”, “недремлющим недугом, что столько лет горел во мне”, но без нее не обойтись: это встреча с правдой, о которой должны мы знать и помнить,

Чтоб мерить все надежной меркой, Чтоб с правдой сущей быть не врозь, Многостороннюю проверку Прошли мы – где кому пришлось… Зато и впредь как были – будем, Какая вдруг ни грянь гроза Людьми из тех людей, что людям, Не пряча глаз, Глядят в глаза. (“По праву памяти”)


1 Star2 Stars3 Stars4 Stars5 Stars (1 votes, average: 5.00 out of 5)
Loading...

Стихи Твардовского о Сибири