Стилистическая система романтической лирики в пушкинской поэзии

Одним из стихотворений, знаменующих собой начало романтизма в пушкинской лирике, была элегия 1820 г. “Погасло дневное светило…”. 24 сентября 1820 г. Пушкин писал брату: “…морем отправились мы мимо полуденных берегов Тавриды, в Юрзуф, где находилось семейство Раевского. Ночью на корабле написал я Элегию, которую тебе присылаю; отошли ее Гречу без подписи”. Первая романтическая элегия Пушкина была “ночной” – как многие элегии других, русских и нерусских, романтиков.

С этим стихотворением входит в поэзию Пушкина атмосфера

Юга, южной ночи, южного моря, морской стихии – сугубо романтическая атмосфера. Вместе с тем стихотворение дает ощущение личности поэта, его человеческой и творческой неповторимости. Как заметил современный исследователь лирики Пушкина В. Сквозняков, “этой элегией Пушкин, с самого начала стремясь к индивидуальному самовыражению, впервые заявил право своего таланта на воплощение сугубо личных мыслей и даже поворотов настроения”.

Однако исповедальный характер лирики Пушкина южного периода строится, как правило, по столько па индивидуальной правде понятий и фактов, сколько па правде интонаций,

выражающих общее настроение поэта. Прямой, понятийный смысл таких стихотворений, как “Погасло дневное светило…”, но существу, не так уж и индивидуален. Основными темами, а отчасти и словами произведение похоже на другие романтические пьесы-признания:

Мечта знакомая вокруг меня летает; Я вспомнил прежних лет безумную любовь, И все, чем я страдал, и все, что сердцу мило, Желаний и надежд томительный обман… Или: …Страны, где пламенем страстей Впервые чувства разгорались, Где музы нежные мне тайно улыбались, Где рано в бурях отцвела Моя потерянная младость…

Интересно, что похожие признания делают герои романтических поэм Пушкина Пленник и Алеко. Те же мотивы мы находим в других стихотворениях Пушкина южного периода. Стилистическая система романтической лирики оказывается в некоторой мере ограничен пой и замкнутой. Но это вовсе не отменяет искренности и истинности личных признаний в стихах.

Романтические мотивы и романтические слова однообразны и многообразны одновременно, они и общи и неповторимы. При этом их неповторимость, отраженность в них индивидуальной человеческой судьбы поэта сказываются прежде всего в их эмоциональном, музыкальном звучании, в том их особенном смысловом значении, которое они приобретают не столько сами по себе, сколько в эмоционально-музыкальном контексте.

Элегия “Погасло дневное светило…”, как и романтические поэмы Пушкина, некоторыми своими чертами напоминает поэзию Байрона. Д. Д. Благой писал об этом: “Русским поклонникам английского поэта сразу бросилась в глаза близость стихотворения Пушкина к мотивам Байрона: море, корабль, лирическое обращение к тому и другому, стремление поэта к “пределам дальным…”. На связь с Байроном указывал и подзаголовок, который Пушкин придал стихотворению при его первой публикации: “Подражание Байрону”.

Однако, несмотря на этот подзаголовок, связь стихотворения с поэмой Байрона не означала подражания ему. Этого Пушкин не делал ни в этом стихотворении, ни в других. У Пушкина с Байроном было сходное направление поэтической мысли, определяемое некоторым сходством их биографий. Ссылка, экзотические края, близость моря, постоянный порыв к свободе заставляли Пушкина вспомнить о Байроне и поневоле соизмерить свою судьбу с его судьбой.

Они пели сходные песни, потому что похожа была их жизнь, потому что жили они в одно и то же трудное и мятежное время, потому что одинаково сильно они любили поэзию и свободу.

Замкнутость стилистической системы и известная ограниченность стилистических средств не мешали романтической лирике Пушкина быть неоднородной и разнообразной как в жанровом, так и в тематическом отношении. При этом наиболее распространенными жанрами лирики Пушкина южного периода были элегии в их многочисленных разновидностях, разные типы посланий, баллады.

Мы уже познакомились с одним из образцов пушкинской романтической элегии. Другим характерным произведением этого жанра была элегия “Редеет облаков летучая гряда” (1820). И в этом стихотворении главное – поэзия воспоминаний, раздумий, ночная романтическая поэзия.

Чем-то пушкинская элегия напоминает элегии Жуковского: “пленительная сладость” стиха, то же музыкальное, трепетно-напевное звучание стиховой речи. Шестистопный ямб в стихотворении Пушкина преобразован в музыкальном ключе: в нем ничего по осталось от торжественно-размеренного александрийского стиха времен классицизма и он уже предвещает шестистопный ямб, каким он станет в музыкальной поэзии Фета:

…Я помню твой восход, знакомое светило, Над мирною страной, где все для сердца мило, Где стройны тополи в долинах вознеслись, Где дремлет нежный мирт и темный кипарис, И сладостно шумят полуденные волны…

Музыкальная стихия абсолютно господствует в этом стихотворении и многое в нем определяет. Она определяет, в частности, и ту значимую неконкретность его содержания, которая вызывает, в читателе хотя и несколько неопределенный, но сильный и глубокий отзвук.