Сравнительная характеристика образов Лизы и Натальи в повестях Карамзина
Наталья оказывается персонажем, наделенным всеми “атрибутами” героинь сентиментальных повестей конца XVIII века, а не московитянкой допетровской Руси. И неудивительно, что Наталья является почти двойником “бедной Лизы”. В этом не трудно убедиться, сопоставив между собой обе повести.
Сходству Лизы и Натальи не мешает даже большое различие в их социальном положении.
Можно найти много общего в ситуациях, возникающих в этих повестях, а также ряд текстуальных совпадений в характеристиках, данных Карамзиным своим героиням. Так,
Обе героини целиком отдаются чувству любви, полностью доверяя избранникам своих сердец. “Дай бог! Мне нельзя не верить словам твоим: ведь я люблю тебя!” – говорит Эрасту Лиза. Также и у Натальи уверенность в Алексее основывается на ее любви к нему: “Ах! если бы все люди, сколько их было тогда
И Лиза и Наталья стремятся сопровождать своих возлюбленных на войну (лишь мысль о необеспеченности матери не позволяет Лизе исполнить свое желание). “Война не страшна для меня; страшно там, где нет моего друга”,- так думает Лиза. “Поедем, мой друг! (на войну) Лишь бы ты был со мною: я всюду готова”,- объявляет Наталья Алексею.
Как писателя-психолога, Карамзина беспокоит вопрос о том, насколько правдоподобными покажутся читателю некоторые эпизоды, его повести. В частности, быстрое и легкое согласие Натальи на побег из родительского дома с человеком, которого она видела всего несколько раз в своей жизни, заставляет Карамзина объяснить этот факт с психологической точки зрения.
“Вместе с читателем,- пишет он,- мы искренно виним Наталью, искренно порицаем ее и за то, что она, видев только раза три молодого человека и услышав от него несколько приятных слов, вдруг решилась бежать с ним из родительского дому, не зная куда… Но такова ужасная любовь! Она может сделать преступником самого добродетельнейшего человека!
И кто, любив пламенно в жизни своей, не поступил ни в чем против строгой нравственности, тот – счастлив! счастлив тем, что страсть его не была в противоположности с добродетелью – иначе последняя признала бы слабость свою и слезы тщетного раскаяния полились бы рекою. Летописи человеческого сердца уверяют нас в сей печальной истине”
Предшественники Карамзина – русские романисты и авторы повестей – не заботились о том, насколько правдоподобными казались читателям описываемые ими события, являвшиеся по большей части “плодами” их фантазии. Карамзин был одним из первых, кто привлек внимание к раскрытию психологии действующих лиц, к анализу правдоподобия их переживаний и излагавшихся в художественном произведении событий. Менее полно, чем образ Натальи, раскрыт в повести образ ее возлюбленного Алексея Любославского. Он также наделен чертами героя сентиментальных повестей.
Это – прежде всего чувствительный “любовник”. Но в отличие от большинства действ ующих лиц, которые вводятся в рассказ “повествовательным” путем (то есть автор сам и от себя говорит о них, притом более или менее подробно, и ему нет надобности давать их “предыстории”), появление в повести Алексея Любославского преподносится читателю через впечатление, произведенное на героиню. Описание внешности Алексея также дается через восприятие героини. “Итак, думала Наталья,- итак, подлинно есть на свете такой милый красавец, такой человек,- такой прелестный юноша… Какой рост!
Какая осанка! Какое белое румяное лицо! А глаза, глаза у него, как молния; я, робкая, боюсь глядеть на них”.
В композиционном отношении повесть Карамзина “Наталья, боярская дочь” имеет ряд характерных особенностей. Сюжетная канва повести достаточно проста и не отличается особой оригинальностью. Повесть начинается своеобразным зачином, свойственным многим произведениям Карамзина и в котором “выступает голос, даже тон голоса автора, накладывающии на все последующее повествование автора свою печать.