Сравнение поэмы Лермонтова “Мцыри” и “Демон”

На рукописи поэмы “Мцыри” помета: “1839 года Августа 5”. Но это лишь дата завершения работы над произведением. Его замысел восходит к поэме “Исповедь” (1831).

К 1831 г. относится и план более обширного произведения на ту же тему: “Написать записки молодого монаха 17 лет”. Этот замысел получил свое частичное воплощение в поэме “Боярин Орша”, так и не опубликованной поэтом. Кавказские впечатления дали ему богатый материал для углубления давнего замысла.

“Мцыри” и “Демон” находятся в сложных отношениях взаимной

соотнесенности и противопоставленности. “Бесплотной духовности” Демона противостоит “одухотворенная плоть” Мцыри как конкретного земного человека. Преобладающему в “Демоне” вселенски-космическому сюжету приходит на смену изображение земной жизни героя, прикрепленной к определенному месту и времени. Мцыри, как и Демон, дает “ненарушимую” клятву.

Оба героя намечают высокую цель, которая должна привести их к “жизни новой”. Демон стремится преодолеть одиночество через любовь. Идеал Мцыри шире: он для него не в союзе двух любящих душ, а в широком единении с людьми, родными

и близкими не только по крови, но и по духу. Отсюда в нем такая жажда “пылающую грудь Прижать с тоской к груди другой, Хоть незнакомой, но родной”.

Мятежный и свободолюбивый не менее, чем Демон, Мцыри чужд демонического индивидуализма.

В “Мцыри” герой больше приближен, чем в “Демоне”, к современной Лермонтову реальной социально-исторической действительности. Трагическая судьба горца, “пленника русского самодержавия” (И. Андроников), рвущегося из плена к обретению утраченной свободы, но так и не достигающего своей цели, была чрезвычайно созвучна лермонтовскому поколению.

В то же время героический пафос бескомпромиссной борьбы, воодушевляющий Мцыри до конца его короткой жизни, явился наиболее непосредственным отражением лермонтовского идеала.

Вопреки кажущейся “монологичности” поэмы, в которой в качестве идейно-композиционного центра выступает исповедь ее единственного героя, она, как и “Демон”, внутренне диалогична, что расширяет ее смысловой спектр. Наиболее распространена трактовка образа Мцыри как “естественного человека”, сталкивающегося с губительной силой “цивилизации”, оторвавшей его от “естественного состояния” и заточившей в монастырь. При таком рассмотрении герой лишается присущей ему внутренней динамики, а образ – свойственной ему многозначности.

Годы пребывания Мцыри в монастыре, насильственного приобщения к “цивилизации” были насыщены не только горечью утрат и страданий, но и известными обретениями. Необычность его положения и судьбы заставляет Мцыри задуматься над проблемами, несвойственными “естественному” сознанию. Наряду с мечтами о родине и свободе, в Мцыри зарождается стремление к познанию окружающего мира, степени его соответствия живущим в нем мечтам и идеалам (“Давным-давно задумал я Взглянуть на дальние поля, Узнать, прекрасна ли земля, Узнать, для воли иль тюрьмы На этот свет родимся мы”).

Думы героя свидетельствуют об интенсивно протекающем в нем формировании не только сознания, но и самосознания – важнейшего личностного свойства человека, выводящего его из естественной природной непосредственности. Эта жажда познания, стремления решить для себя важнейший вопрос о мере свободы человека неожиданно сближает Мцыри с “царем познанья и свободы” – Демоном.

В отличие от “злого духа” Демона, Мцыри вступает в самый тесный контакт с природой. Но это общение не сводится к его гармоническому слиянию с миром природы, не менее значимы здесь и диссонирующие ноты. Совсем недавно бывшая прекрасной, природа предстает вдруг герою в облике темного и молчаливого, неотзывчивого мира (“Я рвал отчаянной рукой Терновник, спутанный плющом: Все лес был, вечный лес кругом”). Кульминацией метаморфоз природы в ее отношении к человеку выступает сцена смертельной схватки Мцыри с, барсом.

В ней с наибольшей силой раскрывается героическая суть характера героя. Несмотря на всю близость к природе, Мцыри – представитель иного “царства”, человеческого, которое не может строиться и существовать по природным законам.

На пути в “край отцов” Мцыри переживает еще одну встречу, которая имеет и непосредственно фабульный и символико-обобщенный смысл,- встречу с девушкой-грузинкой, по-своему объединяющий две жизненные сферы – природы и человеческого “естественного состояния”. Но Мцыри преодолевает соблазн уединенного счастья и покоя вдали от родины, от “мира тревог и битв”. Как и его соплеменник Измаил-Бей из одноименной поэмы, Мцыри мог бы сказать:

Нет, не мирной доле, Но битвам, родине и воле Обречена судьба моя”. Он так и не зашел в саклю, где скрылась юная грузинка: Я цель одну, Пройти в родимую страну, Имел в душе”.

Внутреннюю диалогичность монолога героя следует рассмотреть особо. Мцыри в своей исповеди постоянно обращен к своему слушателю-монаху, он все время словно спорит с ним, а нередко – и с собой. Эта диалогичность исповеди-монолога Мцыри объясняется тем, что не только Демон, но и Мцыри далек от гармоничности, внешней и внутренней. Одно из его противоречий – между силой духа и слабостью тела – отражает не только пагубность воздействия на него монастырской, “темничной” атмосферы, но и “несоответствие” более глубокого, уже не социально-исторического, а философского плана – между бесконечными возможностями человеческого духа и конечностью существования “бренного” человеческого тела.

Эти и подобные им противоречия служат источником диалогического столкновения в сознании героя мнений и “сомнений”. Внутренняя диалогичность исповеди Мцыри, осложняется проникновением в нее “чужого” слова, в чем-то принимаемого и в чем-то отвергаемого.

Так, приближающаяся смерть для Мцыри – это возвращение “вновь к тому, Кто всем законной чередой Дает страданье и покой”. Здесь звучит религиозный мотив возвращения человеческого духа на свою “небесную родину”. Но тут же, перебивая это чужое слово, глубоко проникшее в сознание героя, звучит его собственное “противослово”. Размышляя о неизбежной и скорой кончине, о небесном рае, который сулят людям “отцы церкви”, Мцыри восклицает:

Но что мне в том? – пускай в раю, В святом заоблачном краю Мой дух найдет себе приют… Увы! – за несколько минут Между крутых и темных скал, Где я в ребячестве играл, Я б рай и вечность променял”.

Богоборческая направленность, хотя и не так явно выступающая, как в “Демоне”, внутренне органична и для “Мцыри”.