СПОСОБ ИЗОБРАЖЕНИЯ ИСТОРИИ В “АРХИПЕЛАГЕ ГУЛАГ” А. И. СОЛЖЕНИЦЫНА

“Архипелаг ГУЛАГ” был написан А, И. Со-
лженицыным между 1958 и 1967 годом и стал
составной частью потока документальной ли-
тературы в послесталинскую эпоху. В “По-
слесловии” к этому произведению автор при-
знал: “Эту книгу писать бы не мне одному,
а раздать бы главы знающим людям… Уж я
начинал эту книгу, я и бросал ее… Но когда
вдобавок к уже собранному скрестились на
мне еще многие арестантские письма со всей
страны – понял я, что раз дано все это мне,
значит я и должен”.
Сам автор “Архипелага”

определил его
жанр и способ изображения в нем истории
как “опыт художественного исследования”.
Солженицын предлагает нам воспринимать
эту книгу скорее как “художественный”, чем
как исторический текст. При этом он рассма-
тривает правду с точки зрения нравственно-
го выбора.
Подтверждение этому можно найти в
рассуждениях рассказчика в четвертой главе
первого тома: “Я приписывал себе бескорыст-
ную самоотверженность. А между тем был –
вполне подготовленный палач… Пусть захлоп-
нет здесь книгу тот читатель, кто ждет, что
она будет политическим обличением. Если б
это было так просто! – что где-то есть чер-
ные люди, злокозненно творящие черные де-
ла, и надо только отличить их от остальных
и уничтожить. Но линия, разделяющая доб-
ро и зло, пересекает сердце каждого челове-
ка… В течение жизни одного сердца линия
эта перемещается на нем, то теснимая радо-
стным злом, то освобождая пространство
рассветающему добру. Один и тот же чело-
век бывает в свои разные возрасты, в разных
жизненных положениях – совсем разным
человеком… А имя – не меняется, и ему мы
приписываем все. Завещал нам Сократ: по-
знай самого себя!”
Допуская возможность того, что он сам,
либо кто-нибудь из его сокамерников, либо
кто-то еще мог бы стать палачом, Солжени-
цын говорит о главном в своей книге – поис-
ке правды и человеческой душе. Проблема
нравственного выбора человека – выбора
между добром и злом – для Солженицына
важнее любой политической истины.
Для раскрытия главной темы произведе-
ния Солженицыну понадобилось хорошо ра-
зобраться в исторической обстановке, кото-
рую он описывал в “Архипелаге”. Поэтому
можно сказать, что во внутренней структу-
ре этой книги переплелось личное и истори-
ческое.
Из вводной части “Архипелага ГУЛАГ”
становится ясно, что многое в нем основано
на личном опыте рассказчика – опыте один-
надцати лет заключения. Автор говорит
о том, что личный опыт неотделим от исто-
рии, от пережитых событий и опыта поколе-
ния. Кроме того, свидетельства эпохи, опи-
сываемой Солженицыным, подкреплены по-
казаниями 227 человек. Автор пишет: “Эту
книгу непосильно было бы создать одному
человеку. Кроме всего, что я вынес с Ар-
хипелага… материал для этой книги дали
мне в рассказах, воспоминаниях и письмах
[перечень из 227 имен]. Я не выражаю им
здесь личной признательности: это наш об-
щий дружный памятник всем замученным
и убитым”.
Эти рассказы привлекаются Солженицы-
ным не только для большей объективности
описания, но и для того, чтобы получить пра-
во говорить от имени всего поколения. Мож-
но сказать, что личная память Солженицына
расширяется за счет показаний свидетелей,
а они, в свою очередь, дополняются докумен-
тами описываемых времен (политическими
манифестами, партийными докладами, су-
дебными отчетами и другими).
И все же автор “Архипелага” постоянно
напоминает о невозможности “объективной
истории”. В начале четвертой главы первого
тома (“Голубые канты”) он объясняет чита-
телю свою точку зрения: “Мы слишком стра-
даем, углублены в свою боль слишком, что-
бы взглядом просвечивающим и пророчес-
ким посмотреть на бледных ночных катов,
терзающих нас. Внутреннее переполнение
горя затопляет нам глаза – а то какие бы мы
были историки для наших мучителей!” В де-
сятой главе (“Закон созрел”), где рассказы-
вается о процессах периода чисток, Солже-
ницын вновь говорит об искаженном воспри-
ятии событий жертвами. Он пишет, что на
партийных лидеров – например, на Бухари-
на – смотрели, как на “сверхлюдей”, как на
выдающихся личностей. Солженицын от-
вергает это, подчеркивая, что эти люди бы-
ли простыми смертными, а действительно
выдающиеся личности среди них встреча-
лись редко.
Множество голосов. свидетелей в книге
противопоставлены Солженицыным едино-
гласию идеологии. Она представлена в книге
прямыми цитатами из политических мани-
фестов, документов, судебных отчетов, речей
партийных деятелей, газетных статей. Эту
“объективную” историю мы встречаем на
протяжении всего повествования. Солжени-
цын гневно осуждает идеологию: “…это она
дает искомое оправдание злодейству и нуж-
ную долгую твердость злодею”. По Солжени-
цыну, идеология – это “та общественная те-
ория, которая помогает ему (злодею) перед
собой и перед другими обелять свои поступ-
ки, и услышать не укоры, не проклятья, а
хвалы и почет”.
Можно сделать вывод, что исторический
взгляд Солженицына не только субъектив-
ный, но и пристрастный. Он резко выступает
против духовного и физического подавления
человека системой, которую и обслуживает
идеология. Своей ярко выраженной оценоч-
ностью “Архипелаг ГУЛАГ” отличается от
традиционных исторических повествований.
Потому что художественная правда неотде-
лима для Солженицына от правды нравст-
венной, правды о человеческой душе, о борь-
бе между добром и злом, между истиной и
ложью. Выбранный автором для “Архипела-
га ГУЛАГ” способ описания истории, несмот-
ря на сильные элементы субъективности и
оценочности (а может, и благодаря им?), со-
здает у нас значительно большее ощущение
истории, чем любой самый достоверный ис-
торический источник.
“Скажут нам: что ж может литература
против безжалостного натиска открытого на-
силия? А не забудем, что насилие не живет
одно и не способно жить одно: оно непремен-
но сплетено с ложью, – писал Солженицын. –
А нужно сделать простой шаг: не участво-
вать во лжи. Пусть это приходит в мир и да-
же царит в мире, – но не через меня”. Про
самого Солженицына можно сказать, что он
сделал этот “простой шаг”. Он не только не
участвовал во лжи, но и всем своим творче-
ством постарался разоблачить ее.