Споры о “Горячем сердце”

В литературоведении высказывалась в свое время мысль, что “Горячее сердце” написано под влиянием лучших образцов западной буффонной комедии. Зная интерес Островского к классическому европейскому театру, неверно было бы отрицать здесь какую бы то ни было связь. Вспомним, что, (работая над своей народной трагедией, Пушкин обратился к Шекспиру именно как к создателю драматургии, корнями уходящей в народную почву. Вполне естественно, что и для Островского имел значение опыт Шекспира, Сервантеса, Гольдони и Гоцци.

Но в самом тексте “Горячего

сердца”, как нам кажется, своеобразно преломилась русская народная драма (наряду с другими русскими фольклорными влияниями, о которых речь впереди.

Из рассказа Васи о своей поездке к Хлынову мы узнаем, что, по предложению Аристарха, “они теперь эту самую игру-лодку всю по-своему переделали. Лодка настоящая и ездят по пруду кругом острова, а на острову закуска и вина приготовлены, а Алистарх хозяином, одет туркой. Три дня кряду эту игру играли, надоела…

Как разбойники раза два кругом острова объедут, и все атаман глядит в трубу подзорную, и вдруг закричит не своим голосом, и сейчас причаливают,

и грабить, а хозяин кланяется и всех потчует”. Если хозяином острова был Аристарх, то атаманом разбойников, видимо, сам Хлынов, так что разбойничий мотив с ним связан еще до сцены в лесу. Оценивая “Лодку” в исполнении Хлынова и его компании, Вася сравнивает ее с представлением “Двумужницы” Шаховского в Московском театре и приходит к выводу, что Хлынов больше похож на разбойника, чем актер.

Но Хлынов и в жизни как бы продолжает разыгрывать “Лодку” и другие эпизоды из разбойничьего фольклора. Как в народной драме при атамане состоит в приживалах опустившийся помещик Приклопский, так и Хлынов держит в своем штате Барина с большими усами (так он и обозначен в списке действующих лиц).

Хлынов разбойничает в губернии, попирая все законы и порядки и откупаясь от властей огромными суммами. Парадоксальное переосмысление разбойничьей темы здесь состоит в том, что, в отличие от фольклорных разбойников, Хлынов не отнимает деньги оружием, а обезоруживает “защитников порядка”, давая деньги. Он как бы “убивает” деньгами их общественную функцию.

Происходит “убийство”, но не лиц, а их социальных функций. Можно сказать, что сцена ряженья даже и не слишком отличается от обычного поведения Хлынова. Интересно, что мотив разбоя вообще очень активно работает в “Горячем сердце”. Все полно слухами о разбойниках, разбойников ловят, от них прячутся, их боятся.

Наркис хочет казаться разбойником, но на самом-то деле он просто “купеческий Альфонс”, по выражению одного из старых критиков, даже деньги у хозяина крадет не сам, а заставляет это делать свою любовницу, шантажируя ее. Он, так сказать, несостоявшийся разбойник. Поэтому его встреча с хлыновскими разбойниками в лесу кончается иначе, чем сходный эпизод в “Лодке”.

Там пойманного новичка, рассказавшего о своей судьбе (обычно переиначенным монологом из “Разбойников” Пушкина), признают “своего поля ягодой” и принимают в шайку, а Наркису незачем идти на риск разбойничьей жизни, ему хорошо и в доме Куросленовых.

Народная драма “Лодка” и мотивы разбойничьего фольклора, использованные в “Горячем сердце” преимущественно в сюжетной линии Хлынова, некоторые фарсовые эпизоды следствия и суда Градобоева, напоминающие аналогичные сцены народного театра, далеко не исчерпывают связей “Горячего сердца” с фольклором. Связь эта сказалась здесь многообразно и на разных уровнях структуры пьесы: в сюжетных мотивах, в принципе изображения человека, в стилизованной речи персонажей, в построении диалогов.

Фольклорные мотивы в сюжете: отношении мачехи и падчерицы, наговор мачехи на падчерицу – линия Матрены и Параши; сдача жениха в солдаты – Вася и Параша; треугольник – муж, жена и работник – Курослепов, Матрена, Наркис; исполнение всех желаний – хлыновская линия. Можно, вероятно, найти и еще некоторые.

Но, разумеется, перед нами не просто инсценированная сказка, Островский разрабатывает эти мотивы по-своему, они нередко снабжены совершенно иными, чуждыми фольклору мотивировками (па-пример, хлыновские чудеса объясняются его миллионами), иногда применена иная, по сравнению с фольклором, характеристика персонажей, участвующих в сюжетном мотиве – например, в сказках кроткая и покорная падчерица пассивно принимает обиды, а Параша не желает уступать Матрене и вступает с ней в борьбу.

К фольклорным элементам должны быть отнесены и такие, которые имеют не сюжетное значение, а составляют как бы лейтмотив: это мотив светопреставления, страшного суда, связанный с Куросленовым, разбойничий – с Наркисом (в “хлыновской” линии этот мотив, как мы видели, реализован именно сюжетно).

Очень часто особый характер имеет в “Горячем сердце” диалог, строящийся иначе, чем в обычной “литературной” драме. Если говорить о самом общем принципе драматургии, можно сказать, что драма есть как бы процесс выяснения истины в диалогах.

Народный театр чаще всего построен на диалоге неожиданном, парадоксальном, алогичном. Петрушку спрашивают, его ответ – полная неожиданность. Такие ситуации постоянно возникают между героями “Горячего сердца”.

Пример: разговор Силана и Гаврилы о гитарах; сразу за этим – разговор Куроеленова с Силаном и непонятные отношения между ними; перебранка.

Принцип организации диалогов в “Горячем сердце” прямо противоположен тому, что мы видим в пьесах литературных. Там и участники действия и зрители – в напряженном ожидании истинной реакции, прямого ответа на вопрос, прямого суждения о событиях. Здесь все не так.

Между героями длятся и варьируются странные отношения, возникающие с первых их слов, с первых диалогов: бестолковость, расхлябанность “старших” героев, определяющих всякие другие отношения в пьесе, создают общую атмосферу, как бы необходимую бытовую среду для этих диалогов.

Так или иначе, но Курослепов, Хлынов, Градобоев – сильные мира сего здесь в Калинове.