Солженицын, Краткое содержание Матренин двор

Краткое содержание

Действие происходит “на сто восемьдесят четвертом километ­ре от Москвы по ветке, что идет к Мурому и Казани”. Повество­вание ведется от первого лица, и сам рассказчик, его судьба очень напоминают самого А. Солженицына, его судьбу.

Рассказчик приехал “просто в Россию”, никто его уже не ждал, так как с возвращением он опоздал “годиков на десять”. Он попросился учителем туда, где дальше от железной дороги. И его устроили в местечко под названием Высокое Поле.

Он там не остался, так как в селе не было

даже продуктового ларька, хлеба не пекли, а все съестное “волокли мешками” из областного города. И снова рассказчик пришел в отдел кадров, где его нако­нец определили в поселок с совсем не поэтичным названием Тор­фопродукт. Там он узнал, что вокруг этого поселка еще много деревень с названиями, ласкающими ему слух: Часлицы, Овинцы, Спудни, Шевертни, Шестимирово…

Рассказчик поселяется в деревеньке Тальново. Так как мест больше ни у кого не оказалось, то его пристроили к Матрене Игнатьевне Григорьевой, или просто Матрене. Рассказчику за­помнилась ее изба: “Просторная изба и особенно лучшая приоконная

ее часть была уставлена по табуретам и лавкам – горш­ками и кадками с фикусами.

Они заполнили одиночество хозяйки безмолвной, но живой толпой”. Матрена не согласилась сначала принять квартиранта, говорила, что ему будет уж очень неудоб­но. Ее каждый месяц прихватывал недуг, и она не могла ухажи­вать за гостем.

Матрена заставила рассказчика еще раз пройтись по деревне в поисках места, но он снова вернулся к ней, словно почувствовав, что это именно его пристанище. Он подробно опи­сывает обстановку ее дома, мелких обитателей, включая колче­ногую кошку, мышей и тараканов.

Матрене не платили пенсию. Ее даже из колхоза отпустили из-за плохого здоровья. Пенсию она могла получать только за своего мужа. “Собес от Тальнова был в двадцати километрах к востоку, сельский совет – в десяти километрах к западу, а поселковый – к северу, час ходьбы”. И ее гоняли из одного места в другое то из-за точки, то из-за запятой.

Обычно она возвращалась не в духе, омраченная. Но знала наверняка, как поднять себе настроение. Успокоение она находила в работе.

С приходом зимы появилась проблема нехватки торфа. Той ма­шины, что полагалась рассказчику как учителю, не хватило бы даже и на треть зимы. В болотах рядом с поселком торф копали из болота экскаваторами, но жителям выделять торф не полагалось. “Топлива было не положено – и спрашивать о нем не полага­лось”.

Не могла Матрена и корову завести: с трудом удавалось раздобыть сена даже для козы.

Иногда за Матреной приходили из колхоза, когда не хватало рабочих рук. И Матрена, которая уже не считалась колхозни­цей, шла работать – не за деньги, за просто так.

Но бывало, недуг сильно прихватывал Матрену. Она лежала два или три дня, не вставая. И тогда всю работу по дому выпол­няла ее подруга.

Рассказывала Матрена и о своей жизни. Жаловалась на тепе­решнюю свою немощь, вспоминала, как, бывало, она таскала по пять мешков с торфом. А однажды остановила на всем скаку коня, когда тот испугался и понес. “Мужики отскакивали, а я, правда, за узду схватила, остановила”.

В ту зиму, когда у Матрены поселился учитель, дела ее по­шли хорошо. Ей наконец начали платить пенсию восемьдесят руб­лей, да сто рублей за постояльца, да и сам он приплачивал ей. Она даже заказала себе новые валенки, купила новую телогрей­ку.

И сшила себе пальто, да такое, что и во всю жизнь не наши­вала. Вот в подкладку этого пальто она и вшила двести рублей себе на похороны. И “повеселела”.

Она стала чаще ходить в гости к своим подругам. Домой гостей не звала, боялась помешать. И только однажды дома у нее были три ее родные сестры. “По­чему их не было видно до этого? Опасались они, что Матрена будет просить у них помощи?” Однажды Матрена сильно огорчи­лась тем, что осталась без святой воды.

Не усмотрела за своим котелком на водосвятии. Рассказчик не замечал в ней истовой веры, но “дело всякое она начинала “с богом!””

“Так и привыкли Матрена ко мне, а я к ней, и жили мы запро­сто”. Ни тот, ни другой не докучали друг другу расспросами о прошлой жизни. Каждый знал друг о друге немного.

Матрена знала, что ее постоялец сидел в тюрьме, а он – что Матрена вышла замуж еще до революции, было у нее шестеро детей, да только все они умерли один за другим.

Муж ее с Великой Отечественной войны так и не вернулся, тела его не нашли, похоронку тоже не прислали. Матрена за один­надцать послевоенных лет решила, что он, верно, умер. Однаж­ды рассказчик видит дома “высокого черного старика”.

Он ока­зался родным братом мужа Матрены. И пришел он к учителю про­сить за своего сына, лентяя и невежу, Григорьева Антошку.

Только вечером рассказала Матрена о том, что так долго ко­пилось у нее в душе. Этот черный старик – старший брат ее мужа, Фаддей, которого она любила. Во время Первой мировой войны его забрали в армию, на фронт. Три года ждала жениха Матрена, а когда надежду потеряла, вышла замуж за Ефима, его младшего брата.

Он был моложе ее на год. А к зиме вернулся из венгерского плена Фаддей. “Стал на пороге. Я как закричу! В колена б ему бросилась!..

Нельзя… Ну, говорит, если б то не брат мой родной – я бы вас порубал обоих!” И ни одну невесту в деревне не взял в жены, все с таким же именем искал. И вот теперь Фаддей с женой живут рядышком. Часто Фаддеева Матре­на приходит жаловаться на то, что бьет ее муж.

А Матрена Васи­льевна вспоминала, что Ефим ни разу ее пальцем не тронул. А потом взяли уже Ефима на войну, а Фаддея не взяли из-за слепоты. И тогда попросила Матрена у той, второй Матрены, доч­ку ее, Киру, на воспитание. Десять лет воспитывала, а недавно выдала замуж за молодого машиниста в Черустях.

И вот теперь оттуда ей помощь приходит: сахар, сало. И завещала Матрена после смерти своей Кире отдельный сруб, а про остальное ничего не сказала, потому что еще три сестры у нее было.

Вот так и открылась Матрена в тот вечер. И буквально на сле­дующий день из Черустей приехала Кира для того, чтобы забрать горницу Матрены, ей предназначенную. Горница та нужна была, чтоб молодые в Черустях участок земли получили. И не столько Кира и муж ее, сколько Фаддей загорелся получить этот участок.

Он начал настаивать, чтобы Матрена при жизни горницу ту отда­ла. Не жалко было ей отдать горницу, да только больно было ломать крышу, под которой сорок лет прожила. Даже рассказчи­ку стало не по себе при мысли о том, что будут отдирать доски избы. “Для Матрены было это – конец жизни всей”.

Долго не могли увезти горницу, погода не давала. И случались такие собы­тия, которые все больше и больше удручали Матрену. Пришли три ее сестры, “обругали ее дурой” и ушли, пропала Матренина колченогая кошка. Но вот ударили морозы.

Горницу разобрали на бревна, погрузили в сани и увезли трактором. Помогавшие, из де­ревенских, напились самогону и ушли. Матрена беспокоилась о том, что решили увезти все за один раз, было бы лучше за два – сани могли развалиться.

Ушла провожать сына Фаддея и мужа Киры, которые везли бревна в Черусти.

А в час ночи пришли четверо в железнодорожных шинелях. Как мог рассказчик прикрывал маленькую кухоньку, где оста­лись следы пиршества – за самогон Матрене могли дать срок. После пришла Маша, подруга Матрены, слезы текли рекой.

Она рассказала, что на переезде наспех сколоченные вторые сани развалились. Тракторист и сын Фаддея стали заново ладить трос, а Матрена хотела им помочь. В этот момент шли от станции два паровоза без огней.

Всех троих убило на месте. Муж Киры смот­рел на другое полотно – ждал поезда со стороны Черустей, а паровозов, шедших от станции Торфопродукт, не заметил После случившегося он хотел повеситься, поскольку винил себя в гибели людей, но его успели спасти. Теперь мужа Киры ожи­дал суд.

На похоронах больше всего плакали сестры, так полагалось Избу Матренину разделили между сестрами, горницу отдали Фаддею.

Как рассказывала потом Матренина золовка, Ефим не любил жену: она одевалась по-деревенски, никогда не держала поро­сенка. “Не гналась за обзаводом… Не выбивалась, чтобы купить вещи и потом беречь их больше своей жизни. Не гналась за наря­дами.

За одеждой, приукрашивающей уродов и злодеев”. Не поня­тая и брошенная даже мужем своим, схоронившая шестерых де­тей, но не нрав свой общительный, чужая сестрам, золовкам, смешная, по-глупому работающая на других бесплатно, – она не скопила имущества к смерти. Все жили рядом с ней и не поняли, что есть она тот самый праведник, без которого, по пословице, не стоит село. Ни город.

Ни вся земля наша.