Сокровища Востока
Наверное, все согласятся с тем, что понятие “зарубежная литература” ассоциируется у большинства из нас лишь с европейскими именами: Гомер, Шекспир, Сервантес, Гете, Байрон… Этот “европоцентризм” закономерен: он идет от сложившейся традиции школьных и вузовских программ. Ни одно имя восточного классика не упомянуто в стандартах по литературе даже профильного уровня, даже курсивом – для необязательного чтения!
Между тем еще Н. Карамзин утверждал, что “творческий дух обитает не в одной Европе; он есть гражданин вселенной”.
“Россия
Приход наш и уход загадочны – их цели
Все мудрецы земли осмыслить не сумели.
Где круга этого начало? Где конец?
Откуда мы пришли, куда уйдем отселе?
В этом мире глупцов, подлецов, торгашей
Уши, мудрый, заткни, рот надежно зашей,
Веки плотно зажмурь – хоть немного подумай
О сохранности глаз, языка и ушей.
Я в мечеть не за праведным словом пришел,
Не стремясь приобщиться к основам
В прошлый раз утащил я молитвенный коврик,
Он истерся до дыр – я за новым пришел.
Лучше с милой красавицей быть и с вином,
Чем молитвой себя изнурять и постом,
Если правда, что в ад отправляют влюбленных,
Что мне делать в раю – безнадежно пустом!
Существует множество переводов рубаи Хайяма на русский язык. Одним из интересных исследовательских заданий может стать сопоставительный анализ разных переводов одного и того же стихотворения: такой анализ позволит понять всю глубину и многозначность творчества Хайяма и всей восточной поэзии.
Вот один из возможных примеров такого сопоставления.
Подстрочный (то есть дословный) перевод
Мы – куколки, а небо – кукольник
(Это истинно, а не иносказательно).
Мы поиграем на ковре бытия
И попадем снова в сундук небытия друг за другом.
Перевод Владимира Державина
Кто мы? Куклы на нитках, а кукольник наш – небосвод.
Он в большом балагане свое представленье ведет.
Он сейчас на ковре бытия нас попрыгать заставит,
А потом в свой сундук одного за другим уберет.
Перевод Николая Стрижкова
Будет прав, кто театром наш мир назовет,
Все мы – куклы; а кукольник – сам небосвод.
На ковре бытия он нам даст порезвиться
И в сундук одного за другим уберет.
Перевод Георгия Плисецкого
Мы – послушные куклы в руках у Творца!
Это сказано мною не ради словца.
Нас по сцене Всевышний на ниточках водит
И пихает в сундук, доведя до конца.
Казалось бы, все переводчики достаточно точно передали смысл оригинала. Но каждый из них привнес в свой перевод частицу собственного восприятия философии жизни. И если Н. Стрижков сохранил не только замечательную метафору “ковер бытия”, но и само легкое, “детское” восприятие жизни и смерти (“он нам даст Порезвиться “), то В. Державин и Г. Плисецкий усилили трагическое звучание четверостишия, определив мир живых как театральную “сцену” (Г.
Плисецкий), даже – еще жестче – как “большой балаган” (В. Державин), где все зависит лишь от воли Творца-Режиссера. Больше того, эпитет Г. Плисецкого ” Послушные Куклы в руках у Творца” поворачивает эту философскую тему бренности земной жизни еще одной стороной и позволяет отвлечься от премудростей восточной поэзии и поговорить со старшеклассниками о пределах человеческой свободы и несвободы…
Среди гениев Востока, которые “ждут русских читателей”, В. Кюхельбекер назвал Саади. Неоднократно упоминал это имя и Пушкин. Этот персидский классик был чрезвычайно популярен в Европе в начале XIX века: переводы его лирических стихотворений, а еще чаще – притч и басен, воплощавших в себе всю мудрость средневекового Востока, появлялись в журналах “Московский телеграф” и “Современник”, “Сын отечества” и “Галатея”, во многих других печатных изданиях. До сих пор не устарела его гуманистическая философия, воплощенная в таких лирических строках:
Все племя Адамово – тело одно,
Из праха единого сотворено.
Коль тела одна только ранена часть,
То телу всему в трепетание впасть.
Над горем людским ты не плакал вовек, –
Так скажут ли люди, что ты человек?
(Перевод К. Липскерова)
Саади родился в Ширазе в начале XIII века и прожил долгую (около девяноста лет!), полную событий и приключений жизнь. В молодости он выбрал судьбу дервиша (по-персидски Бедняк, нищий ) – мусульманского монаха-проповедника. Он постигал законы жизни в странствиях по всему свету – от Индии до Северной Африки, побывал в плену у крестоносцев, познакомился с культурой и нравами разных народов.
Лишь через двадцать лет вернулся он в родной Шираз и остаток жизни посвятил художественному творчеству, воплощая в своих произведениях обретенную за много лет мудрость.
Наиболее знаменитые произведения Саади – “Гулистан” (“Сад роз”) и “Бустан” (“Плодовый сад”). Сами названия их символичны: это книги жизни – ее весны и осени, юности и зрелости, молодого цветения и осеннего подведения итогов