Сочинение: Сатира в творчестве Твардовского
Вообще надо сказать, что период 30-50-х годов был неблагоприятен для развития отечественной сатиры, которая допускалась лишь в отношении абсолютно “чуждых элементов”, каким является, например, Александр Иванович Корейко в романе И. Ильфа и Е. Петрова “Золотой теленок”. Лишенная возможности свободно развиваться, сатира становилась беззубой, прямолинейной, невысокой по своим художественным качествам. Лишь в пору “хрущевской оттепели” наблюдается некоторое оживление сатиры, чему лучшее свидетельство – поэма Твардовского
Это вообще сатира не на конкретную политическую ситуацию, а на всю глупость и нелепость, расплодившуюся в русской жизни 30-50-х годов. При восприятии поэмы следует учитывать и то, что Твардовский был убежденным коммунистом, глубоко советским человеком и при этом исключительно честной личностью. Кроме того, он обладал огромным талантом, что можно сказать далеко не про всякого обличителя и сатирика той эпохи.
Все
Как многие писатели до него, Твардовский для воплощения сатирического пафоса применяет прием фантастики. Теркин попадает на тот свет, в царство мертвых и мертвечины, которое предстает пародией на мир живых. В мире мертвых с особой ненавистью высвечивается нелепость и комизм пустой, бессодержательной формы, которая, по Твардовскому, была едва ли не главным пороком времени.
Так, идеологический штамп о противоборстве капиталистической и социалистической систем, перенесенный в “мир загробный”, поражает своей никчемностью и бессодержательностью: “Да не все ли здесь равно?” – с искренним недоумением спрашивает Теркин. Оказывается, нет: “Наш тот свет в загробном мире – Лучший и передовой”, и это особенно нелепо и смешно, потому что, как выясняется, ни труда, ни борьбы в этом мире уже нет: “Зачем? Какой же труд, / Если вечного покоя / Обстановка там и тут?”. Ничего живого в мире мертвых, разумеется, нет, но нелепым образом сохраняется вся та внешняя форма, которая так характерна для жизни живой: проверки “благонадежности”, чины и звания, “оклад, паек / И табак без дыма”…
Верха нелепости и комизма достигает изображение загробного мира, когда выясняется его сущность: оказывается, в этом мире никто ничего не делает, зато “от мала до велика / Все у нас руководят”. Л настоящая, живая жизнь – только помеха этому самозабвенному руководству: “Нам бы это все мешало: / Уголь, сталь, зерно, стада…”. И с метким солдатским юмором определяет сущность загробной жизни Теркин: “Это вроде как машина / Скорой помощи идет: / Сама режет, сама давит,/ Сама помощь подает”.
В очень смешной поэме Твардовского на каждом шагу такого рода нелепица, начиная от редактора-перестраховщика до того факта, что на том свете нет, например, даже жалобной книги: “На том свете жалоб нет: / Все у нас довольны”.
В отношении поэмы Твардовского можно с полным правом сказать, что высмеять порок – это уже значит победить его. Торжество живого над мертвым в “Теркине на том свете” основывается не на казенном оптимизме и шапкозакидательстве, а на здоровых устоях народного понимания вещей, которое и воплощает в поэме неунывающий и вечно живой Теркин.