Сочинение на тему: ПЕТЕРБУРГ В РОМАНЕ Ф. М. ДОСТОЕВСКОГО “ПРЕСТУПЛЕНИЕ И НАКАЗАНИЕ”
Петербург – это город, которому по традиции приписывается великолепие и шик. Это место, которому дано и предначертано судьбой быть законодателем моды во всем – начиная от одежды и заканчивая архитектурой. Это ориентир для нравов и общественных настроений, это точка, откуда все новое, что появлялось в России, из окрестных государств, распространялось на бескрайние просторы империи. Так было до тех пор, пока Петербург являлся столицей, и так осталось даже тогда, когда столица переехала в Москву.
Северная жемчужина Российской империи
Но так уж повелось по неведомо кем установленному закону, что чем ярче роскошь, тем грязнее и ужаснее ее оборотная сторона, тем глубже и темнее недра трущобных кварталов. Великолепие мундиров и парадных туалетов, шарм костюмов, пошитых дорогими портными всегда уравновешиваются отрепьями и обносками бедноты.
Ф. М. Достоевский в своем романе не идет по стопам многих своих собратьев по перу, занимавшихся описанием вершин прелести города. Он отважно углубляется в бедняцкие кварталы, в лабиринт грязных улочек, вонючих лестниц и затхлых конур, которые для их обитателей
Нестерпимая же вонь из распивочных, которых в этой части города особенно множество, и пьяные, поминутно попадавшиеся, несмотря на буднее время, довершили отвратительный и грустный колорит картины”. Да, все именно так, сколько бы ни хотелось читателю не замечать безобразия, мерзости, скверны. Отвести взгляд от всего этого не дает автор, безжалостно ведущий нас в преисподнюю летних бедняцких кварталов и не собирающийся давать даже самой малой поблажки.
В “Преступлении и наказании” присутствие иного, великого и прекрасного, Петербурга, можно отследить разве что по каким-то отрывочным сведениям, оговоркам, почти легендам. Его существование столь же зыбко и призрачно, как привидение покойной Марфы Петровны, являвшееся Свидригайлову. И нереальность
Петербурга как прибежища высшего света не случайна. Ведь герои “Преступления и наказания” почти в полном составе – это люди, которым дорога “наверх” заказана напрочь. А те немногие, которым она открыта, выглядят почти как выходцы с того света, способные объявиться в настоящем мире только в ауре страха или сумасшествия.
Вспомним Лужина, снизошедшего до Авдотьи Романовны как потенциальной жены, обязанной ему всем. Вспомним того самого “благодетеля” семьи Мармеладовых, который в итоге стал причиной полного сумасшествия и без того уже слегка помешанной Катерины Ивановны.
Что же мы можем увидеть здесь, в этом демоническом городе, этом каменном чудовище, разлагающемся под жаркими лучами летнего солнца? Из чего состоит его плоть?
Во-первых – это бесчисленное множество старых, мрачных домов с квартирами-конурами. Здесь живут те, чей доход достаточно велик для того, чтобы не валяться на улице, но слишком мал, чтобы они могли позволить себе если не приличное, то хотя бы сносное жилье. Эти квартиры при всем своем различии в деталях представляют собой нечто единое и неотличимое в целом. Повидав одну из них, можно смело сказать, что прочие уже не будут незнакомыми.
Мы найдем сходство между квартирами в облупленных обоях, заколоченных потолках и подслеповатых, вечно пыльных стеклах. Они одинаковы своей расшатанной, рассохшейся мебелью и надтреснутыми дверными звонками, грязными кроватями и тяжелым, удушливым запахом плохой, некачественной пищи. В них не знают отдельных комнат и кровати отгораживают лоскутными или вовсе ветошными занавесками.
Все эти квартиры одинаково непригодны для жилья, и во всех них живут люди. “Маленькая закоптелая дверь в конце лестницы, на самом верху, была отворена. Огарок освещал беднейшую комнату шагов в десять длиной; всю ее было видно из сеней… Через задний угол была протянута дырявая простыня. За нею, вероятно, помещалась кровать.
В самой же комнате было всего только два стула и клеенчатый очень ободранный диван, перед которым стоял старый кухонный сосновый стол, некрашеный и ничем не покрытый. На краю стола стоял догоравший сальный огарок в железном подсвечнике”. Примерно в таких интерьерах существовали тысячи людей, носивших гордое звание “петербуржцев” наряду с жителями того самого, нереального Петербурга, сиявшего на весь мир своими дворцами, соборами и особняками.
Во-вторых – распивочные. Эти заведения, представлявшие собой невероятно карикатурную пародию на рестораны, собирали в своем душном нутре отбросы из отбросов человеческого общества. Не опустившись до состояния полного безразличия, невозможно было заставить себя мало того, что зайти в них, так еще и пить или есть там. Все эти трактиры, забегаловки, пивные были средоточием перекатной голи, безнадежного люда, которому паршивое спиртное приносило заветное опьянение и забытье.
И пока где-то на накрахмаленных скатертях сервировалась серебряная посуда, на которую затем выкладывалась изысканная пища – здесь, в Петербурге “Преступления и наказания”, все выглядело примерно так: грязь, вонь, сумрак. “Стояли крошечные огурцы, черные сухари и резанная кусочками рыба; все это очень дурно пахло. Было душно, так что было даже нестерпимо сидеть, и все до того было пропитано винным запахом, что, кажется, от одного этого воздуха можно было в пять минут сделаться пьяным”. Даже Раскольников, скатившийся уже почти на самое дно, никогда до встречи с Мармеладовым не заходил в эти грязные норы.
Трактиры и распивочные, тем не менее, куда более уместны, чем рестораны, здесь, в трущобах. Даже если эти рестораны будут ничуть не фешенебельны, а просто опрятны – они будут выпадать из общего ансамбля. Здесь им не место, а вот забегаловкам вроде той, где Раскольников познакомился с Мармеладовым, здесь и надо быть.
В-третьих – здесь есть всяческие мастерские и пошивочные, лавки и магазинчики. И они под стать всему остальному: настолько же тесные, грязные и мрачные. Зачастую они совмещены с жилыми помещениями.
Здесь шьется грубая обувь для “своих” и модная для жителей “иного Петербурга”, продается нехитрая и недорогая снедь, одежда, посуда… Каждый товар несет на себе неистребимую печать петербургского дна. А зачастую он оказывается на прилавке, сменив не первого и даже не второго хозяина. То, что Разумихин покупал для Раскольникова, как раз и было собрано с чужих плеч, ног, голов.
Ничего, что не новое – зато пока целое и недорогое.
В Петербурге “Преступления и наказания” нет прекрасных парков с фонтанами, аллеями и прудами. Гуляют здесь по хлипким булыжным мостовым тех же самых грязных улиц. Впрочем, здесь мало праздности, потому что приходится работать от рассвета до заката – зарабатывать крохи денег на пропитание, нянчить детей, кашеварить… Не до отдыха.
Забитый доверху множеством разнообразных, но при этом удручающе монотонных дел, день переходит в короткий вечер и завершается тяжелым, вязким ночным сном.
В этом Петербурге убивают и грабят. Грязно, без малейшего налета изысканности, свойственного преступлениям высшего общества. Злодеяние Раскольникова здесь на самом деле – совершенно обыкновенно и обыденно.
Оно настолько вписывается в сумасшедшую стилистику трущоб, что только воля Ф. М. Достоевского способна превратить его в особый поступок, достойный увековечивания.
Здесь дети поют под надтреснутые шарманки, но не от радости, а чтобы заработать хотя бы на кусок хлеба. Здесь женщины зачастую вынуждены продавать себя, чтобы содержать семью. Трущобы – это место невероятных превращений и неожиданных поворотов судьбы.
В некотором роде это – волшебное место. Его страшное колдовство захватывает человека без остатка и держит крепче стальных решеток. Жителю трущоб, даже если он очень хочет из них вырваться, путь наверх заказан.
И жизнь их тянется чередой бесконечно грязных и уродливых дней, приводящих в конечном итоге к смерти. И, что характерно, даже у кончины имеется свой, трущобный характер. Вспомним, как умер Мармеладов, в какой отвратительный фарс превратились его поминки.
Только “на дне” такое возможно – пьяные ссоры, песни, все та же грязь…
И все-таки люди там живут. Ну а раз живут, то есть и заведение, которое следит за порядком, насколько это здесь возможно. Да, полиция к тому времени уже существовала и активно функционировала. Хотя и отличался вид полицейского участка от нынешнего: “Здесь тоже духота была чрезвычайная и, кроме того, до тошноты било в нос свежею, еще не выстоявшейся краскою на тухлой олифе вновь покрашенных комнат…
Все крошечные и низенькие были комнаты”. Все правильно – по духу, по смыслу.
И, раз уж зашел разговор о людях, надо и им уделить внимание, ведь город невозможен без жителей, а значит, и кто-то из них должен попасться нам на глаза.
Надо сказать, Ф. М. Достоевский не скупится на образы. Через каждого – главного или второстепенного, а то и вовсе эпизодического – героя “Преступления и наказания” мы видим Петербург в каком-то новом облике и ракурсе. Мармеладов поведал нам о сенных барках и показал жилье, которое он делил с Катериной Ивановной.
Раскольников показал нам обитель старухи-процентщицы и жилье Сони – несчастной обладательницы “желтого билета”. Вместе с героями романа мы странствовали по кишечнику чудовища, имя которому – Петербург. У жителей этого города навсегда исчезли очень многие черты, присущие людям.
Куда – то пропала брезгливость, зато непомерно развилась грубость. Исчезло милосердие, явив взамен мелочную корысть. Похоть вытеснила любовь, а унылое безразличие истребило извечную человеческую тягу к открытию нового.
Петербург в романе “Преступление и наказание” – это кривое зеркало, отражающее великолепие Петербурга исторического. Все, что было в историческом Петербурге прекрасного, искажено, ужасное усугублено. А затем, уже в искалеченном виде, все это предъявлено нам. И это даже не диковина, потому что нет в трущобном быте и малейшей романтики, хотя и были авторы, утверждавшие своими произведениями обратное.
Ф. М. Достоевский, описывая с документальной точностью петербургское дно, истребил всякий намек на романтику. Зато неопрятностей и уродств он показал более чем достаточно. Северная жемчужина неожиданно оказалась совершенно гнилой изнутри.
Главная сила описаний Достоевским Петербурга как раз и заключается в безжалостной откровенности писателя. Он ни на йоту не приукрашивает и не маскирует, напротив. Образно говоря, его перо сравнимо с хирургическим скальпелем, который вскрывает самые недра Петербурга – огромного и несуразного живого организма.
Но показанная грязь, несмотря ни на что, воспринимается еще и как необходимая опора для преуспевающей части города. Ведь именно небогатые, а зачастую и трущобные, кварталы таят в себе все то, что необходимо для существования высшего света. Здесь производится огромная часть того, что является неотъемлемой частью быта богатых людей.
Трущобы не только являются местом медленного и бесконечного гниения, они еще и производят необходимые вещи.
И тут можно позволить смелое заявление о том, что петербургское дно, столь сильно и ярко показанное нам Ф. М. Достоевским в романе “Преступление и наказание”, является куда более значимой частью города, чем те самые особняки и дворцы, оставшиеся за кадром. Ведь если трущобы замечательно обходятся без богатых кварталов, то эти кварталы в отсутствие трущоб сами таковыми становятся. Ибо богачи не приспособлены к обеспечению себя всем необходимым.
Может быть, именно из-за осознания важности рабочих, бедных кварталов для жизни города читатель не испытывает к описанному отвращения. При всей натуралистичности и насыщенности городских картин читатель воспринимает их неприглядность как человек бывалый. Это особая заслуга Достоевского – сделать так, чтобы не испугался читатель, чтобы, пройдя до конца долгий путь по страницам романа, он не преисполнился отвращения к изнанке жизни, а, напротив, смог ее понять.
Как свет невозможен без тьмы, так роскошь немыслима без бедности.
Петербург от наличия в нем этой самой изнанки, от обращения на нее внимания писателем, только выигрывает. Из кукольного городка, из сосуда с концентрированным эстетством он превращается в нечто живое и настоящее. Если на Петербург великолепный можно только любоваться, то в Петербурге, частью которого являлось дно, описанное Достоевским, можно жить.
И по соседству с уродством особенно ярко выделяется красота. А значит, прочтение “Преступления и наказания” можно считать не напрасным, если читатель запомнит: даже у самой роскошной вещи есть сердцевина, начисто лишенная красоты, но необходимая для того, чтобы эта вещь существовала.
Глоссарий:
– петербург достоевского в романе преступление и наказание сочинение
– сочинение на тему петербург достоевского
– сочинение на тему петербург достоевского в романе преступление и наказание
– петербург в романе достоевского преступление и наказание сочинение
– сочинение петербург достоевского в романе преступление и наказание
(2 votes, average: 3.00 out of 5)
Loading...