СОЧИНЕНИЕ-АНАЛИЗ ИСТОРИЧЕСКОЙ ТРАДИЦИИ В ОТЕЧЕСТВЕННОЙ ЛИТЕРАТУРЕ

(СОЧИНЕНИЕ-АНАЛИЗ ИСТОРИЧЕСКОЙ ТРАДИЦИИ В ОТЕЧЕСТВЕННОЙ ЛИТЕРАТУРЕ)

Вопрос о редактировании истории может показаться на­думанным. Ведь редактировать – это значит проверять и исправлять, подвергать окончательной литературной обра­ботке какой-то текст. Само слово “редактировать” происхо­дит от латинского redactus – приведенный в порядок.

И если редактирование в таком понимании вполне прием­лемо, скажем, для журналистики, то как можно приво­дить в порядок историю, не знающую сослагательного наклонения?

Оказывается, историю,

события исторического про­шлого можно редактировать. И примеров тому предоста­точно. Стоит вспомнить хотя бы такой факт. Памятник древ­нерусской литературы, известный нам под названием “По­весть временных лет”, создавался на протяжении не­скольких поколений.

Предполагается, что его первым со­ставителем был монах Никон, которого впоследствии ста­ли называть Никоном Великим. После смерти Никона ле­топись продолжил игумен Иван, который гневно осуждал междоусобицы между внуками Ярослава Мудрого, за что и был заточен в темницу в Турове.

Составление нового свода летописи было поручено мо­наху

Нестору. С этого времени “Повесть временных лет” получает статус государственного документа первостепен­ной важности. Нестор писал при внуке Ярослава Мудрого Ярополке Изяславиче и довел ее до 1110 г. Но как только престол в Киеве занял Владимир Мономах, летопись под­верглась значительной переработке. Мономах доверил ра­боту по редактированию летописи монаху Выдубицкого монастыря Сильвестру, который закончил ее в 1116 г. Но она не удовлетворила Мономаха.

За новым редактирова­нием великий князь поручил проследить своему сыну Мстиславу. Эта редакция закончилась в 1118 г., и в ней все было поставлено с ног на голову. Мстислав был в то время наместником в Новгороде, а потому местом зарож­дения русской государственности становится Новгород.

Так в летописи возникла идея о призвании варяг. Она наверня­ка импонировала Мстиславу – внуку английского и зятю шведского королей.

Знала редактирование и русская литература нового вре­мени. Сравним, например, отношение к истории и ее движу­щим силам двух великих классиков XIX века – А. Пушкина и Л. Толстого. В 1826 г. после разговора с А. Пушкиным император Николай I сказал графу Блудову: “Сегодня ут­ром я беседовал с самым замечательным человеком Рос­сии”.

Тот же император сделал поэта историографом им­перии. А. Пушкин имел возможность работать с докумен­тами петровской, елизаветинской и екатерининской эпох. Так на свет появились “Медный Всадник”, “Полтава”, “Ка­питанская дочка”, “Дубровский” и другие замечательные произведения. Мы привыкли говорить, что главной заслу­гой А. Пушкина является то, что в своих произведениях он показал народ как силу, определяющую историческую судьбу нации.

Но во многих стихах, поэта первобытный человек противопоставляется современной культуре. Той же современной культуре, основанной на власти черни и демократическом понятии равенства и большинства голо­сов, противопоставляет он самовластную волю единого твор­ца или разрушителя, пророка или героя.

В стихотворении “Чернь” А. Пушкин до конца остается врагом черни, рыцарем духовного аристократизма.

Для Пушкина дух корысти и пошлость толпы тем опас­ны, что из низших общественных слоев они могут проник­нуть в высшие духовные области: нравственность, филосо­фию, религию, поэзию. Это чревато тем, что и нравствен­ность, и философия, и религия, и поэзия будут низведе­ны до уровня черни, превратятся в умеренную и полез­ную добродетель, в печной горшок, в благотворительность для успокоения буржуазной совести. (Впрочем, так оно и случилось в российской истории всего через несколько десятилетий после Пушкина. В стихотворении Н. Некрасо­ва “Железная дорога” есть строки, где печной горшок ста­вится на один уровень с произведением искусства: “…Или для вас Аполлон Бельведерский хуже печного горшка?”)

Совсем иного взгляда на причины исторических собы­тий придерживается Л. Толстой в романе “Война и мир”. Здесь есть рассуждения о движущих силах истории, о движении народов с запада на восток и в обратном направлении и о той силе, которая производит подобные движения, о значении власти, о свободе воли и т. д. И среди всего этого множества едва ли не самым основ­ным вопросом для Л. Толстого является вопрос о роли личности в истории. Писатель рассматривает этот вопрос в тесном единстве с другими историческими темами – о влиянии исторических событий на личность и возможно­стях личности влиять на исторические события, о случае и гении.

При оценке роли личности в истории Л. Толстой исхо­дит из собственного понимания исторического развития, которое он воспринимает как стихийный процесс. Он счи­тает, что все события “определены предвечно” и совершен­но не зависят от воли и желания отдельного человека. Писатель придерживается того мнения, что законы исто­рии непознаваемы разумом и действуют механически, а человек бессилен что-либо сделать или как-то повлиять на историю.

Приведенных примеров, как мне кажется, вполне дос­таточно для того, чтобы дать положительный ответ на во­прос о возможности редактирования истории. Другое дело – нужно ли это делать? На мой взгляд, отечественная исто­рия последних двух столетий убедительно показала, что редактирование прошлого может привести к самым печаль­ным последствиям.

Перефразируя французского скульптора О. Родена, хочется сказать: давайте не будем редактиро­вать прошлое, если мы в ответе за наше будущее и буду­щее наших потомков не на словах, а на деле.