Собирательный образ глуповцев в романе “История одного города”

Традиционный темой в творчестве российских писателей на протяжении многих веков является патриотическая тема – тема Родины, России. Достаточно вспомнить А. С. Пушкина, Н. В. Гоголя, И. С. Тургенева, Н. С. Лескова, Ф. М. Достоевского и Л. Н. Толстого. А сколько пришлось выстрадать И. А. Бунину, А. А. Блоку, С. А. Есенину, чтобы так проникновенно высказать свою любовь к России.

Но это была реальная Россия, близкая и понятная. Ей судьба тревожила не одно поколение людей, стремившихся разобраться в ее бедах, пытавшихся преобразовать ее. Принять боль

страны как свою собственную, пропустить ее через свое сердце смогли немногие, но именно эти достойные люди почитаемы благодарными читателями и в наши дни.

Россия и народ. Русский народ. Народная Россия.

Неисчерпаемая тема, неразрешимые вопросы. Но М. Е. Салтыков-Щедрин в своем романе “История одного города” сумел рассказать правду о русской действительности, спрятав ее за мрачными картинами быта глуповцев, народного бесправия, жестокого произвола, невыносимой жизни людей “под игом безумия”. Настоящее и прошлое соединились в этом грандиозном проекте великого сатирика, отозвавшегося на многовековые

страдания русского народа, терпеливо выносящего все тяготы суровой жизни.

“Я люблю Россию до боли сердечной, – утверждал писатель, – и даже не могу помыслить себя где-либо, кроме России…” Увидеть страну такой, какой она предстала в романе, мог только человек, гражданин, свято веривший в великое будущее России. Иначе изображение беспросветной жестокости, тупости, ограниченности градоначальников, олицетворяющих истинную, законную власть в Глупове, только усилило бы ощущение безысходности.

Трагическая судьба глуповцев закономерна. Они веками живут в этом выдуманном, фантасмагорическом городе, призрачном и реальном, нелепом и страшном. Писатель говорил, что он рассчитывал ” на возбуждение в читателе горького чувства, а отнюдь не веселонравия”.

Страшно за Глупов не только потому, что в нем властвуют тупые начальники, – тяжелее всего видеть безропотность и терпеливость народа.

Обобщающая характеристика глуповцев наводила на мысль о необходимости пробудить живые силы народа, вызвать их к борьбе. В описаниях обывателей Глупова писатель смешивает их социальные, бытовые, служебные, профессиональные признаки и характеристики. Косность и пассивность их предков – головотяпов стоили им “сладкой воли”. И вот теперь из поколения в поколение глуповцы терпеливо несут свое бремя.

К какому сословию ни относились бы глуповцы, в них сильны традиции и пережитки, которые необходимо преодолеть ради свободного будущего.

Глуповцы живут в избах, ночуют в овинах, занимаются полевыми работами, решают свои дела, собираясь миром. Они имеют предводителя дворянства и городского голову, шествуют в процессиях, устраивают пикники и банкеты. Крестьяне, мещане, купцы, дворяне, интеллигенция – социальная и политическая “номенклатура” Глупова включает все основные классы, сословия, группы и государственно-административные силы России.

“Это люди, как и все другие, с тою только оговоркою, что природные их свойства обросли массой наносных атомов, за которою почти ничего не видно. Поэтому о действительных “свойствах” и речи нет, а есть речь только о наносных атомах”, – пишет писатель во введении к главе “Поклонение мамоне и покаяние”. В глуповцах Салтыков-Щедрин критикует и осмеивает не конкретную социальную группу и не русский народ, а только “завещанные историей” социально отрицательные черты общественной психологии и поведения.

Среди “наносных атомов”, которые следует устранить, писатель выделяет общественно-политическую пассивность. Это главный исторический грех русской жизни.

Салтыков-Щедрин был духовно бесстрашным писателем, не приемлющим лжи. Он прекрасно понимал, что защищаемый современной ему русской демократией мужик должен быть подвергнут критике. Да, в течение веков государство, церковь, крепостное рабство подавляли волю русского народа, в котором воспитывались пассивность, терпение, послушливость, раболепное отношение к силе и власти.

Именно они мешали народу сбросить с себя накопленные веками наросты.

Писатель знал, что масса далеко не вся и не всегда покорна своим поработителям, в чем он пытался убедить рецензента Суворина: “Я, впрочем, не спорю, что можно найти в истории и примеры уклонения от этой пассивности…”