Слово в ранних произведениях М. Горького

А, и ты иногда страдаешь, что мысль не пошла в слова. Это благородное страдание, мой друг, и дается лишь избранным.
Ф. М. Достоевский. “Подросток”
Любовь Горького к слову хорошо известна. Горький призывал молодых литераторов “слышать и видеть язык”, глубоко продумывать свои произведения, с тем чтобы избегать “хлама торопливых и непродуманных слов”. Конечно, говоря о слове, Горький имел в виду не только сами слова, но также словосочетания, предложения и вообще язык.
Как можно понять Горького “слышать и видеть язык”?

Попробуем ответить на этот вопрос, анализируя ранние рассказы писателя.
Я думаю, что прежде всего Горький хотел этим сказать, что литературное произведение должно опираться на речь народа. Сам Горький в своих произведениях очень широко пользуется оборотами и выражениями народного языка. Создавая образ того или иного героя, Горький большое внимание уделяет тому, как этот герой должен говорить, и потому в его произведениях речь старого цыгана Макара Чудры отличается от речи молодого татарина в рассказе “Хан и его сын” или от речи заключенных в рассказе “Зазубрина”.
Так, например, Макар Чудра по цыганской традиции перебивает свой рассказ обращением к собеседнику, называя его соколом: ” – Эге! Было, сокол…”, ” – Вон он какой был, сокол!..”, ” – Вот она какова была Радда, сокол!..”, “Так-то, сокол!..”
В обращении “сокол” мы видим образ, близкий цыганскому духу, образ свободной и смелой птицы. Чудра свободно переделывает некоторые географические названия тех мест, по которым кочевали цыгане: “Галичина” – вместо Галиция, “Славония” – вместо Словакия. В его рассказе часто повторяется слово “степь”, так как степь была основным местом жизни цыган: “Плачет девушка, провожая добра молодца!

Добрый молодец кличет девушку в степь…”, “Ночь светлая, месяц серебром всю степь залила…”, “На всю степь гаркнул Лойко…” и др.
В рассказе “Хан и его сын” молодой татарин, ханский сын Амалла, по восточной традиции, показывая уважение к отцу, обращается: “Повелитель отец…”
Мусульманская вера хана и его сына выражается в том, что они все время обращаются к Аллаху. “И мне такое же твердое сердце дай, о Аллах!” Но у высказываний Горького о необходимости “слышать и видеть язык” есть и другая сторона. Литератор должен так писать, чтобы, читая или слушая его, можно было как бы слышать звуки реального мира, видеть реальные образы окружающей действительности. Именно в этом и заключается для Горького мастерство писателя.

Такая объемистость речи достигается ее образностью и точностью определений.
Рассказ “Макар Чудра” полон образных сравнений, точно передающих картины мира, чувства и настроения людей: “Улыбка – это целое солнце”, “Лойко стоит в огне костра, как в крови”, “Сказала, точно в нас кинула”, “Зашатался, как сломанное дерево…”
Точные определения Горького действительно позволяют увидеть живой образ. Описывая Нонку, Горький говорит, что на ее лице замерла “надменность царицы”, и мы сразу видим неприступную цыганскую красавицу. Когда мы читаем, что очи Лойко “темнее… смотрят”, мы сразу понимаем, что происходит в душе героя. Особый интерес представляет использование Горьким глаголов со значением действия по отношению к неодушевленным предметам.

Горький как бы одушевляет их и тем самым изображает природу живой, находящейся в движении.
Особенно отчетливо это проявляется в его романтических рассказах. Рассказ “Макар Чудра” начинается с описания природы.
Мы видим и слышим, как “осенняя мгла ночи вздрагивает и, пугливо отодвигаясь, открывает безграничную степь”, “темнота степи мертво молчит”, “море шепчется с берегом, и ветер носит его шепот по степи”.
В “Старухе Изергиль” как живой описан темный и страшный лес, через который должны были идти люди: “там стояли великаны-деревья, плотно обняв друг друга могучими ветвями, опустив узловатые корни глубоко в ил болота…”, “когда ветер бил по вершинам деревьев, лес глухо гудел, точно грозил и пел похоронную песню, а когда грянула гроза, деревья глухо и грозно зашептали…”
В рассказе “Челкаш”: “Жаркое солнце смотрит в зеленое море”, “суда глубоко вздыхают”, “волны бьются и ропщут”.
Приведенные примеры показывают, как можно “слышать язык”. Рассказы Горького наполнены звуками. И если в рассказе “Макар Чудра” мы слышим “мертво молчавшую темноту степи”, то в рассказе “Челкаш”, напротив, с самого начала на нас обрушивается лавина самых разнообразных звуков.

Все вступление к рассказу посвящено звукам, шуму. Звуки, издаваемые предметами, звуки человеческой речи как бы начинают властвовать над людьми. “Созданное ими, – пишет Горький, – поработило и обезличило их”.
Звуки природы, получившие своеобразное воплощение в языке писателя, напоминают об еще одной черте ранних произведений Горького – их музыкальности. Музыка как бы является фоном для развития повествования. Музыка сопровождает весь рассказ “Макар Чудра” о судьбе Лойко и Радды.
Перед тем как старуха Изергиль начинает рассказывать свои легенды, мы слышим мелодичные песни. “Кто-то играл на скрипке… девушка пела мягким контральто…” Как только старуха закончила свой рассказ о Ларре, вновь зазвучала музыка. Интересно, как Горький описывает эту музыку, он заставляет не только услышать, но и увидеть ее, достигая с помощью слов эффекта звучания.
“Каждый голос женщин звучал совершенно отдельно, все они казались разноцветными ручьями и, точно скатываясь откуда-то сверху по уступам, прыгая и звеня, вливаясь в густую волну мужских голосов, плавно лившуюся кверху, тонули в ней, вырывались из нее, заглушали ее и снова один за другим взвивались, чистые и сильные, высоко вверх”. Горький считает, что музыка обладает даже большей выразительностью, чем слово, и иногда, рисуя образ героя, как бы отдает предпочтение музыке.
“О ней, этой Радде, словами и не скажешь ничего. Может быть, ее красоту можно бы на скрипке сыграть, да и то тому, кто эту скрипку как свою душу знает”.
Красота Радды – это прекрасная музыка, но совсем другую песню мы слышим в рассказе “Двадцать шесть и одна”, это протяжное пение, “жалобно-ласковый мотив которого всегда облегчает тяжесть на душе поющего”, “и в любой момент может погаснуть и заглохнуть под тяжелым потолком подвала”, “но когда ее подхватывает несколько голосов, она способна раздвинуть серые стены тюрьмы”, “она бьется о камни, стонет, плачет и оживляет сердце, тихо щекочущей болью, бередит в нем старые раны и будит тоску”.
Необычным является построение некоторых рассказов. Это относится в первую очередь к началу рассказа “Макар Чудра”. Начало рассказа построено в форме диалога, но в этом диалоге слышится голос одного человека, и только из реплик этого одного говорящего мы догадываемся о реакции и возможно ответных репликах его собеседника.
” – Учиться и учить, говоришь ты?” – спрашивает Макар Чудра автора в ответ на какую-то его реплику, о которой мы можем только догадываться. Такую форму диалога я не встречала у других писателей. И эти своеобразные формы фраз привлекают внимание.
Но не все обороты речи, выбранные Горьким, кажутся мне такими же интересными и удачными. В том же рассказе “Макар Чудра” меня поразило обилие метафор и сравнений, но далеко не все они являются находкой автора. Некоторые из них банальны и затерты, например: “сабля сверкает, как молния”, “скакал так, что земля дрожала”, “пыль взвилась тучей”, “мудр, как старик”, “качается, как ковыль под ветром”.
Такие сравнения встречаются часто, и не только в художественных произведениях, но и в обычной разговорной речи.
Не совсем удачно словосочетание “аквамариновая” вода моря, в рассказе “На соли”, так как аквамарин и есть цвет морской воды (аква – вода, марина – морская).
Кажется навязчивым выражение “вырвать из груди сердце”, которое мы встречаем и в “Макаре Чудре”, и в “Старухе Изергиль”, и в “Матери”.
Удивляют некоторые повторы как формы, так и содержания, то есть почти одинаковые фрагменты в текстах разных произведений.
Так, начало рассказа “На соли”, очень напоминает начало рассказа “Емельян Пиляй”:
“Рыбак… сплюнул в сторону, посмотрел в голубую даль моря и меланхолически замурлыкал в бороду себе какую-то песню” (“На соли”).
“Емельян Пиляй… вздохнул, сплюнул и, повернувшись на спину, посвистывая, стал смотреть на безоблачное, дышавшее зноем небо” (“Емильян Пиляй”).
Правда, можно предположить, что это – особый художественный прием, которым Горький связывает в единое целое два рассказа, близких по содержанию (оба рассказа написаны в одном году).
В целом, безусловно, язык горьковских произведений, особенно ранних романтических, необычайно ярок и выразителен.