“Слово о полку Игореве” как эпическое произведение

Эпичность “Слова” особого рода. Она соседствует с книжными элементами. Авторские рассуждения, обращения к слушателям, как и рассмотренная выше “церемониальность”, – псе это несомненные черты “книжной” природы “Слова”.

Но с ней гармонично сосуществует и другая – фольклорная стихия. Эта стихия нашла свое отражение, как уже говорилось, в “славах” и особенно в “плачах” памятника (плаче Ярославны, плаче русских жен, плаче матери Ростислава). Но упоминаниями слав и плачей и даже наличием безусловно фольклорного

по своему духу плача Ярославны далеко не исчерпывается фольклорная стихия в “Слове”.

Мы найдем в нем и типичную для фольклора гиперболизацию (Всеволод может веслами разбрызгать Волгу, а шлемами вычерпать Дон; Буй Тур Всеволод как бы воплощает в себе целую рать – он гремит “мечами харалужными”, крушит, шлемы врагов “саблями калеными”); фольклорными являются и образы битвы-пира, и бранного поля, отождествленного с мирной пашней, и образы волка, тура, соколов, с которыми сравниваются герои “Слова”; употребляет автор и характерные для фольклора постоянные эпитеты. Но в то же время

автор “Слова”, как писала В. П. Адрианова-Перетц, “нашел материал для построения непревзойденного по выразительности художественного стиля в том общенародном языке, который в XII в. таил в себе огромные возможности развития, и в отработанных уже поэтическим гением народа средствах богатой сокровищницы устной поэзии”. Наблюдение над поэтикой “Слова”, сочетающей черты поэтики книжной, близкой к поэтике торжественного, ораторского слова, и поэтики фольклора, также приводит нас к выводу об особой жанровой природе “Слова”, о которой шла речь выше.

Характерной чертой поэтики “Слова” является сосуществование в нем двух планов – реалистического (историко-документального) изображения персонажей и событий и описания фантастического мира враждебных “русичам” сил. Это и зловещие предзнаменования: затмение солнца, враждебные Игорю или предупреждающие его о беде силы природы, и фантастический Див, и Дева-Обида, и персонифицированные Карна и Жля.

Многие эпизоды “Слова” обладают символическим подтекстом, в том числе и такие, казалось бы, натуралистические зарисовки, как упоминание о волках, воющих в оврагах, или птицах, ожидающих в дубравах поживы на поле битвы.

Природа активно участвует в судьбе Игоря, в судьбе Русской земли: никнет трава от жалости, и, напротив, радостно помогают Игорю, бегущему из плена, Донец и птицы, обитающие в прибрежных рощах.

Было замечено, что “художественная система “Слова” вся построена на контрастах”2. Одним из таких. контрастов является противопоставление образов-метафор: солнца (света) и тьмы (ночи, темноты). Это противопоставление традиционно и для древнерусской литературы, и для фольклора.

В “Слове” оно неоднократно реализуется в различных образах. Игорь – это “свет светлый”, а Кончак – “черный ворон”, накануне битвы черные тучи с моря идут, хотят прикрыть солнца. В вещем сне Святославу видится, что его покрывают “черной паполомой” (как покрывали обычно тело покойника), ему наливали синее (черное) вино, всю ночь каркали “бусые (серые) врани”.

В той же метафорической системе построен и ответ бояр: “темно бо бъ въ 3 день: два солнца помЪркоста (померкли), оба багряная стлъпа погасоста (погасли)… молодая мЪсяца, Олегъ и Святъславъ, тьмою ся поволокоста. На ръцъ на Каялъ тьма свътъ покрыла”. Зато когда Игорь возвращается из плена на Русь, вновь “солнце светится на небесе”.

Отметим еще следующее. Непосредственное отношение к поэтике имеет и композиционная структура памятника. Об этом писали В. Ф. Ржига и И. П. Еремин; вслед за ними обратилась к рассмотрению этой черты “Слова” И. С. Демкова.

Исследователи давно обратили внимание на ритмичность “Слова” и на этом основании не раз пытались рассматривать его как памятник стихотворный. Ритмика в памятнике, безусловно, присутствует, она преднамеренна, входит в художественные задачи автора, но это все же не стих, а именно ритмизованная проза; причем ритмические фрагменты в “Слове” чередуются с фрагментами, в которых ритм либо иной, либо вообще отсутствует. Эти черты “Слова” лишний раз свидетельствуют о его принадлежности к литературной школе XII в., ибо в нем мы находимте же самые черты ритмической прозы, что и в других памятниках этой поры (“Слово о Законе и Благодати” Илариона, “слова” Кирилла Туровского и др.).

Такими чертами являются повторы сходных синтаксических конструкций, и единоначатие (когда соседствующие фрагменты текста начинаются одинаково или сходно), и особое “ритмическое равновесие”, когда “несколько коротких синтаксических единиц сменяются одной или двумя длинными; несколько длинных заключаются одной или двумя короткими”.

Особенностью языка “Слова” является и стремление автора, как отметил, например, Л. А. Булаховский, “сочетать сходно звучащие слова”, прибегать к своеобразной звукописи (см., например: “нощь стонущи; потопташе поганые полки половецкая… по полю; тугою им тули затче; труся… росу”).

Язык “Слова” заслуживает тщательного изучения не только как язык художественного произведения, но и как образец русского литературного языка XII в. Это тем более важно, что в концепции скептиков утверждение о несоответствии языка “Слова о полку Игореве” языку своего времени занимает весьма важное место. “Язык – самое опасное, чем играют без понимания и дискредитируют памятник”, – писал, полемизируя со скептиками, академик А. С. Орлов.

В исследованиях “Слова” неизменно большое место уделялось анализу его лексики, подысканию лексических и семантических параллелей лексемам “Слова” в памятниках древнерусской литературы, анализу грамматического строя и орфографии “Слова”. Очень ценный итог разысканий, осуществленных в ” этой области до двадцатых годов нашего века, содержит монография В. Н. Перетца1. Но особенно много внимания изучению языка “Слова” было уделено в последние десятилетия: это и фундаментальное исследование морфологического, синтаксического и лексического строя памятника, принадлежащее С. П. Обнорскому, и разделы о языке “Слова” в курсах истории русского литературного языка Л. П. Якубинского и Б. А. Ларина, и статьи о сопоставлении грамматического и лексического строя “Слова” и “Задонщины”, и многочисленные работы, посвященные отдельным лексемам и оборотам “Слова”.

Важнейшее место в изучении языка “Слова” занимает монография В. П. Адриановой-Перетц, в которой исследовательница на обширном материале, извлеченном по преимуществу из памятников древнерусской литературы и письменности XI-XIII вв., сумела показать, насколько свободно владел автор “Слова” “всеми средствами древнерусской речи, как умело и целесообразно отбирал из ее богатств наиболее подходящие способы выражения для каждого из элементов сложного содержания своего произведения, как органично слил он их в своем действительно неповторимом индивидуальном стиле”. Книга В. П. Адриановой-Перетц ценна тем, что в ней показано не только наличие самих лексем “Слова” с теми же значениями в. других памятниках его эпохи, но и то, что “Слово” отвечает языковым нормам своего времени также в конструкциях, оборотах, поэтических образах.

Все эти наблюдения в конечном итоге приводят к бесспорному выводу о принадлежности “Слова” к кругу тех произведений древнерусской литературы, которые были созданы в Киевской Руси в период наивысшего расцвета ее письменности и культуры – в канун монголо-татарского нашествия, в конце XII в.