Сила и слабость базаровского нигилизма (по роману И. С. Тургенева “Отцы и дети” )
В первой части романа Базаров – относительно цельная личность. Он уверен, что знает коренные нужды народа, и что его отрицательное направление служит народным интересам. В разговоре с Аркадием Базаров прямо заявляет: “Русский человек только тем и хорош, что он сам о себе прескверного мнения”.
В базаровском складе ума действительно проявляются типичные качества народного характера: недоверие к чрезмерному энтузиазму, который в глазах русского народа всегда был смешным и приторным, склонность к резкой критической самооценке. Базарова
Богатырская сила базаровских отрицаний не исключает деспотического самоуправства. Он готов таким путем вести народ к свободе, если в нем не окажется ожидаемой революционной силы и сознательности. “Да вспомните, наконец, господа сильные, – урезонивает нигилистов Павел Петрович, – что вас всего четыре человека с половиною, а тех – миллионы, которые не позволят вам попирать ногами свои священнейшие верования, которые раздавят вас!”. “Коли раздавят,
Когда Кукшина обвиняет Ситникова в домостроевских симпатиях: “Вам бы плетку в руки”, Базаров неспроста откликается: “Плетка – дело доброе”. В разговоре с Аркадием Базаров поощряет аналогичные поступки своего отца: “Он на днях велел высечь своего оброчного мужика и очень хорошо сделал; да не гляди на меня с таким ужасом… потому что вор и пьяница он страшнейший”. “В высеченном объекте, – не без юмора уточнял тургеневского героя Писарев, – действительно происходит процесс мысли. В нем изощряется чувство самосохранения”, которое “составляет первую причину всякого человеческого прогресса”.
В сильных руках Базарова есть еще и богатырская “палица” – естественнонаучные знания. Герой верит в их сокрушительную и обновляющую мощь. Павел Петрович напрасно иронизирует: “В принципы не верит, а в лягушек верит”.
Базаров не принял бы его иронии близко к сердцу.
В спорах с Павлом Петровичем материалист Базаров отрицает то, что аристократу Кирсанову даже страшно вымолвить, – веру в Бога. Успехи естественных наук поддерживали пафос революционного отрицания.
Тургенев обратил внимание не только на сильные, но и на слабые стороны распространенного в то время учения немецких вульгарных материалистов – Фогта, Бюхнера и Молешотта. В “Отцах и детях” посредством взглядов главного героя он наглядно показал отрицательные последствия некритического к ним отношения. В начале романа Базаров отзывается о немцах с нескрываемым почтением: “Тамошние ученые дельный народ”, “немцы в этом наши учители”.
И тут же народная жизнь устами крестьянского мальчугана на болотце возле осиновой рощи задает Базарову недоуменный вопрос: “На что тебе лягушки, барин?” – “А вот на что, – отвечал ему Базаров…, – я лягушку распластаю да посмотрю, что у нее там внутри делается, а так как мы с тобой те же лягушки, только что на ногах ходим, я и буду знать, что у нас внутри делается”.
Крестьянские ребятишки не соглашаются с Базаровым: что-то в его доходчивости и простоте их настораживает: “Васька, слышь, барин говорит, что мы с тобой те же лягушки. Чудно” – “Я их боюсь, лягушек-то”, – заметил Васька. “Чего бояться? Разве они кусаются?” – “Ну полезайте в воду, философы”, промолвил Базаров”.
А ребятишки, действительно, оказались маленькими мудрецами. “Философ”, смышленый и трезвый мальчуган, почувствовал странность базаровских рассуждений о сходстве людей с лягушками. А Васька, малыш впечатлительный, выразил свое несогласие эмоционально. Грубой ошибкой вульгарных материалистов было упрошенное представление о природе человеческого сознания, о сути психологических процессов, которые сводились к элементарным, физиологическим: мозг выделяет мысль, как печень – желчь.
В утилитарном взгляде Базарова, отрицающем искусство, не все бессмыслица. В базаровских выпадах против “искусства наживать деньги” есть вызов бесплодному эстетизму, особенно безнравственному в эпоху глубоких общественных потрясений.
Базарову, человеку деловому и практичному, демократу до конца ногтей, ненавистна барская изнеженность, избыточная культурная утонченность, внутренняя дряблость характеров, призрачность интересов, лишенных связей с практическими потребностями жизни. В базаровской злости на “барчуков проклятых” есть доля трезвой социальной правды, тем более, что эти “барчуки” сознательно сыплют соль на обнаженную рану. Грубые шутки Павла Петровича (не пиявки ли в мешке у Базарова и не ест ли он лягушек) унижают героя.
Базаров не остается в долгу. Черты барства у старших Кирсановых он объясняет еще и как явление патологическое, как физиологическую неполноценность. “Разовьют в себе нервную систему до раздражения… ну равновесие и нарушено”. Более того, Базаров презирает братьев Кирсановых еще и потому, что они “старички”.
Вообще “старики”, с его точки зрения, – отставные люди, их “песенка спета”. К своим родителям Кирсанов подходит с этой же меркой: “Замечательная живучесть!” “Презабавный старикашка и добрейший… Много уж очень болтает”.
Базаров готов назвать предрассудком не только уважение к старости, он не желает “рассиропиться” не только со своими родителями. Он считает романтической чепухой духовную утонченность любовного чувства: “Нет, брат, это все распущенность, пустота!… Мы, физиологи, знаем, какие это отношения.
Ты проштудируй-ка анатомию глаза: откуда тут взяться, как ты говоришь, загадочному взгляду? Это все романтизм, чепуха, гниль, художество”.
Чем больше кичится герой своей силою, тем чаще в романе звучат глухие угрозы, роковые предупреждения заносчивому Базарову. Судьба посылает герою испытание любовью. Дорого обходится Базарову его самоуверенность, высмеивающая любовь Павла Петровича к княгине Р.: “Человек, который всю жизнь поставил на карту женской любви, и когда ему эту карту убили, раскис и опустился до того, что ни на что не стал способен, этакой человек – не мужчина, не самец”.
Нет любви, если лишь физиологическое влечение, нет никакой красоты в природе есть лишь вечный круговорот химических процессов ученого вещества, из которого состоит все, так считает главный герой Тургенева. Живущее в человеке чувство сострадания Базаров в горькую минуту жизни склонен считать малодушием. И тут он глубоко заблуждается. Ведь, кроме правды физиологических законов, есть правда другая, правда человеческой одухотворенной природности.
Так встают на пути Базарова могучие силы красоты и гармонии, любви, искусства. “Над чем посмеешься, тому и послужишь” – горькую чашу этой жизненной мудрости Евгению Базарову суждено испить сполна.