“Село Степанчиково и его обитатели” как комический нравоописательный роман

Жанровая форма – “семейный роман” в драматической и водевильной версиях: драматическая история отношений дядюшки Егора Ильича Ростанева с гувернанткой его детей Настей, их тернистый путь к семейному счастью не составляют сущности содержания романа так же, как и водевильная история – интрига вокруг сватовства к безумной, но богатой Татьяне Ивановне, на которой хотят женить дядю, но которую не прочь перехватить Мизинчиков и Обноскин.

Традиционные формулы семейного романа, ставшие названиями некоторых глав, получают “двойное”

значение – серьезное и пародийное, драматическое и водевильное: “объяснение в любви” оказывается объяснением героини в любви к другому, но не к герою “записок”; “катастрофа” – не водевильным поцелуем Татьяны Ивановны, а выслеженным Фомой поцелуем Насти и дяди; “погоня” – погоней за героиней “водевиля”, а не “романа” (за Татьяной Ивановной, а не за Настей), в свою очередь, Татьяну Ивановну похитил не Мизинчиков, как можно было предположить, а Обноскин. Комична миротворческая роль “созидателя всеобщего счастья” Фомы, который, не имея другой возможности безусловного
воцарения среди “обитателей Степанчикова”, приводит в конце концов страждущих героев “семейного романа” к венцу (“Фома Фомич созидает всеобщее счастье”). Не соответствует жанровой форме и повествователь, он же герой романа, – Сергей Александрович, который не случайно не имеет фамилии: он – и сирота, воспитывавшийся у дяди, и “неизвестный”, как представлен он читателю в подзаголовке к роману (“Из записок неизвестного”).

Его умысел сыграть жанровую роль жениха в “семейном романе” и исполнить просьбу дяди жениться на Насте стал лишь причиной нескольких комических ситуаций.

Необычна в романе манера повествования. Впервые Достоевский отказался от “всеведения” повествователя. Суждения автора “записок” подчеркнуто приблизительны, изменчивы, подвижны, противоречивы. Главным в повествовании становится не слово автора о герое и мире, а самораскрытие героя, выявление внутреннего движения жизни.

Это новое качество прозы у Достоевского: в других романах, повестях, рассказах ему еще не требовалось право “угадывать и ошибаться”, он еще придерживался правила всех традиционных поэтик – соответствия слова повествователя изображаемому. В “Селе Степанчикове и его обитателях” слово повествователя – и это очевидно для читателя – не исчерпывает сложности и глубины характеров и событий. Это предвосхищение будущей манеры повествования в “Бесах”, “Подростке”, “Братьях Карамазовых”.

В этом романе Достоевского такая манера повествования создает идеальные условия для выявления характеров обитателей Степанчикова.

Каждому из них находится место в романе о гостеприимном селе Степанчикове, почти все они основывают свои сюжетные линии – от главных действующих лиц до второстепенных, вплоть до Видоплясова, Фалалея, старика Гаврилы, “старикашки” Ежевикина, господина Бахчеева и других.

Каждый из обитателей Степанчикова интересен сам по себе. Впечатляющи они и все вместе, например “за чаем”: случайные знакомые и незнакомые родственники, гости и приживальщики, всеми презираемый хозяин и обожествленный шут. И все же средоточием повествовательного интереса в романе стал один из них – Фома Фомич Опискин, неудавшийся бездарный литератор, былой шут, ныне властитель дум обитателей Степанчикова.

На тайне воцарения шута держится сюжет романа. Казалось бы, ясен и объяснен характер Фомы. Он мелочен, зол, завистлив, капризен и вздорен.

Все это известно читателю со слов повествователя уже с первых страниц романа. Но вот парадокс: вчерашний шут, он почитаем обитателями Степанчикова; после каждой вздорной выходки, непростительной для любого, прочнее его авторитет; он и воцаряется-то в Степанчикове вполне лишь после катастрофы – изгнания и слишком поспешного и униженного своего возвращения, после поражения, которое он обратил в победу созиданием “всеобщего счастья”. Иногда Фому называют “русским Тартюфом”. Это неточно.

При всей внешней схожести ханжеских повадок нет более несхожих героев, чем Тартюф и Опискин. Фома бескорыстен, у него нет меркантильной цели, исполнения которой он добивался бы. Образ Фомы противопоставлен этому типу – “породе житейских плутов, прирожденных Тартюфов и Фальстафов, которые до того заплутовались, что наконец и сами уверились, что так и должно тому быть, то есть чтоб жить им да плутовать; до того часто уверяли всех, что они честные люди, что наконец и сами уверились, будто они действительно честные люди и что их плутовство-то и есть честное дело”.

К “житейским плутам” нельзя отнести Фому, он – нечто иное; по отзыву одного из персонажей романа, – “человек непрактический; это тоже в своем роде какой-то поэт”. Можно добавить: еще и артист, играющий в жизни роль непризнанного писателя. Но Фома, помимо того, что бездарен, еще и неудачник.

Уязвленное самолюбие – “сокрытый двигатель” Фомы. В своем самоутверждении он стремится к власти над душами. Перед ним благоговеют полуобразованные обитатели Степанчикова – он играет на их потребности в “высоком и прекрасном”, но он же растлевает их души ложью и пустословием “книжного” красноречия.

Фома требует и добивается в конце концов того, чтобы другие уверовали в его исключительность – поверили в то, в чем, может быть, сомневается он сам. Парадоксален исход борьбы с Фомой: чем настойчивее попытки его низвержения и вернее поражение, тем стремительнее и прочнее его утверждение – возвышение через унижения и поражения. Этот эффект еще более усиливается на фоне активного снижения его образа повествователем.

Творят кумира из Фомы сами обитатели Степанчикова, он нужен им, он – их оправдание. Сомнения в “кумире” могут возникать и возникают, но любое сомнение в конце концов решается в пользу Фомы – и не по чьим-либо интригам, а все по той же духовной потребности каждого из “обитателей” в “высоком и прекрасном”, а это извиняет любой каприз, прощает многое.

Художественное исследование характера Фомы Фомича Опискина и тайны его воцарения в Степанчикове – открытие Достоевского, которое и составляет “сущность содержания” романа. “Объем” содержания вбирает в себя помимо этого еще и “роман” дяди и Насти, “водевиль” Татьяны Ивановны, сюжетно-композиционное “многоголосие” комедийных характеров обитателей села Степанчиково. Динамичен сюжет. Перипетии (“перемены событий к противоположному”) происходят в пределах глав, постоянно озадачивая читателя. Комические подмены, возникающие в результате взаимодействия драматической и водевильной версий “семейного романа”, создают своеобразные сюжетные оксюмороны.

Неожиданные развязки следуют одна за другой. Постоянно вводятся новые сюжетные мотивы – как правило, в “болтовне”: в рассказах “кстати”, в диалогах и “многосторонних разговорах” (массовых сценах, разложенных на “голоса”); сами мотивы неоднозначны, зачастую двусмысленны (сопряжение “романа” и “водевиля”), многопланов сюжет.

На роман “Село Степанчиково и его обитатели” Достоевский возлагал особые надежды. Этим романом он хотел вернуться в русскую литературу после каторги и солдатской службы, вновь заявить о себе. Но “воскрешения из мертвых” не произошло. Роман прошел почти не замеченным.

Повторить успех “Бедных людей” Достоевскому не удалось. Роман не стал событием ни в общественной, ни в литературной жизни России конца 50-х годов.


1 Star2 Stars3 Stars4 Stars5 Stars (1 votes, average: 5.00 out of 5)
Loading...

“Село Степанчиково и его обитатели” как комический нравоописательный роман