Сцена присяги Пугачеву в Белогорской крепости

Дошла очередь и до Гринева. Пугачев не успел задать ему вопроса, будет ли он присягать “своему государю”, как Швабрин, подойдя к Пугачеву, “сказал ему на ухо несколько слов”. Пугачев, не взглянув на Гринева, приказал: “Вешать его!” Гриневу уже накинули на шею петлю, как вмешался в ход событий Савельич. Пугачев, узнав его, а через него и Гринева, отменил свой приказ.

Гринев же не догадался, что вожатый и самозванец – одно и то же лицо.

Тут-то и возникла напряженная ситуация. Пугачев осуществлял справедливый суд: кто присягал

ему – того миловал, кто отказывался – казнил, как врага. Что было делать с Гриневым? Пугачев помнил о заячьем тулупчике, подарке Гринева.

Но нельзя было нарушать принятый им обряд присяги. Гринев записывает о происходившем так: “Меня снова привели к самозванцу и поставили перед ним на колени. Пугачев протянул мне жилистую свою руку. “Целуй руку, целуй руку!” – говорили около меня. Но я предпочел бы самую лютую казнь такому подлому унижению. “Батюшка Петр Аидреич! – шептал Савельич, стоя за мною и толкая меня.- Не упрямься! что тебе стоит? плюнь да поцелуй у ЗЛОД… (тьфу!) поцелуй у него ручку”.

Я

не шевелился. Пугачев опустил руку, сказав с усмешкою: “Его благородие, знать, одурел от радости. Подымите его!” – Меня подняли и оставили на свободе”.

Перед нами протокол происшествия, правда, изложенный субъективно.- Гринев сосредоточен на своих чувствах, испытанных в роковую минуту жизни. Но созданная Пушкиным ситуация бесконечно богаче протокола: она построена на испытании не только Гринева, но и Пугачева. Самозванец, желая миловать “знакомца”, отступает от своего долга. Действуя по справедливости, он обязан казнить отказавшегося от присяги офицера, как: только что казнил Миронова, Преодоление конфликтной ситуации рисует нам духовно богатую личность Пугачева.

Он проявляет мудрость и доброту, нам открывается редкая деликатность души простого казака, драгоценное нравственное качество – такт, когда, понимая, что Гринев не поцелует руку, Пугачев произносит с усмешкой иронические слова о том, что его благородие “одурел от радости.”.,. Пугачев умно и тонко вышел из создавшейся ситуации, он не уронил достоинства своего сана государя, он, мужик, проявил чуткость к переживаниям Гринева, нашел благородный выход, помиловав человека, сделавшего ему добро. Драматическая ситуация, созданная Пушкиным, оказалась, как всегда, глубоко содержательной; как бы минуя рассказчика, были показаны высокие нравственные качества личности самозванца.

Именно через эти ситуации оказывается непосредственное, прямое воздействие на читателя. В этой связи укажу на пример восприятия этих сцен Мариной Цветаевой. Известно, что она решительнее многих отрицает авторство Гринева и более других упрекает Гринева в недалекости. Цветаева вспоминает только что приведенный нами эпизод, когда Гринев, отказавшийся присягать самозванцу, не узнает в нем вожатого.

Не узнает после того, как первая встреча произвела на него огромное впечатление (даже во сне приснился!). При этом более всего Гринева поразили “сверкающие”, “живые большие глаза” Пугачева. И все же, встретившись вторично с Пугачевым, Гринев не узнает его.

Цветаева: с волнением пишет: “…я в Пугачеве на крыльце комендантского дома с первого чтения Вожатого – узнала. Как мог не узнать его Гринев? И если действительно не узнал, как мне было не отнестись к нему с высокомерием? Как можно было – после того сна – те черные веселые глаза – забыть?”

Упреки эти парадоксально вскрывают позицию Пушкина. Отказываясь понять характер взаимоотношений двух авторов, Цветаева с “высокомерием” относится к Гриневу. Но в том и состоял замысел Пушкина, чтобы противопоставить искреннее признание Гринева (да, не узнал вожатого, своего спасителя!) читательской памяти.

Ситуация, созданная Пушкиным, так содержательна, так поэтически выразительна, что читатель – и современный Пушкину, и будущий (в том числе и Марина Цветаева!) – не мог не узнать в самозванце вожатого, а, узнав, не упрекнуть Гринева в забывчивости. Забывчивость Гринева усиливала воздействие “черных веселых глаз” Пугачева, обостряла восприятие образа народного государя. Так наглядно проявляется прямой контакт действительного автора – Пушкина – с читателем.

Читатель чувствовал себя выше Гринева – и это оправданно, ибо он оказывался единомышленником Пушкина, а не Гринева, ему открывались истины, неведомые Гриневу, но воодушевлявшие Пушкина. Он постигал правду Пушкина, его поэтическую веру в будущее. Эту гипнотическую силу воздействия поэтической концепции Пушкина отлично поняла Цветаева, была заворожена ею.

Именно потому она и говорит о создании Пушкиным “чары Пугачева”.


1 Star2 Stars3 Stars4 Stars5 Stars (1 votes, average: 5.00 out of 5)
Loading...

Сцена присяги Пугачеву в Белогорской крепости