Рыцарский роман в русской литературе
Среди переводов XVII в. большое место занимают рыцарские романы, причем интерес к ним постоянно возрастал. Если в первой половине столетия читатель знал лишь “Бову королевича” и “Еруслана Лазаревича”, то к концу века в литературном обороте – было не меньше десятка произведений этого жанра. Рыцарский роман удовлетворял читательскую потребность в “неофициальном”, индивидуальном чтении. Он не поучал, а развлекал, “изумлял”.
Не случайно эпитеты “дивный” и “удивления достойный” регулярно встречаются в заглавиях
Исключения из этого правила редки: так, сюжет “Еруслана Лазаревича” – тюркского происхождения, а “Брунцвик” заимствован из чешской литературы. Многие мотивы, встречавшиеся в переводных рыцарских романах, были хорошо известны русскому читателю. Битва со змеем, “муж на свадьбе своей жены”, узнавание по кольцу, вещие сны и волшебные помощники героя, человек, зашитый в шкуру животного, и птица, его уносящая, приворотное зелье и меч-самосек – все это знали частично и по литературе, а главным образом по устному
Однако художественный смысл переводных романов нельзя понять, расчленив их на эти извечные элементы. Мотивы – только кирпичи постройки. Ее архитектуру определяет сюжет, а сюжет нельзя свести к сумме мотивов. Сюжет зависит от концепции действительности.
Какую же концепцию жизни принес в Россию XVII в. рыцарский роман, что в ней было нового и чем она привлекала читателя?
Классики средневекового рыцарского романа – Кретьен де Труа, Гартман фон Ауэ, Вольфрам фон Эшенбах, писавшие во второй половине XII – начале XIII в., а также более поздние авторы создали, в сущности, два типа повествования, две ветви этого жанра. Одна повествует о любви рыцаря к даме. Вторая – о поисках Грааля, чаши, служившей Христу на тайной вечере, в которую потом Иосиф Аримафейский собрал несколько капель крови распятого учителя (согласно древним легендам, Иосиф Аримафейский считался христианизатором Британии; в Британии и зародился цикл рыцарских романов, действие которых связано со двором короля Артура).
В первом случае изображалась любовь земная, во втором – любовь идеально-мистическая, цель которой – найти источник чудесной благодати. Общими элементами обоих типов были рыцарский кодекс, сумма правил, определявших нормы поведения благородного рыцаря, а также описания многочисленных приключений и битв.
Русь XVII в. усваивала романы, весьма далекие от классических средневековых прототипов. На русский язык переводились так называемые “народные книжки”, дешевые издания, выпускавшиеся большими тиражами по всей Европе и продававшиеся низовым читателям на ярмарках или бродячими торговцами. Герои “народных книжек” – не более как бледные тени рыцарей классического типа. Они преследуют вполне земные цели.
Они менее активны. Часто не они повелевают судьбой, а судьба повелевает ими. Это жертвы рокового стечения обстоятельств.
Если в классическом рыцарском ром-ане соблюдалось равновесие между возвышенно-героическим персонажем, который строго следует рыцарскому кодексу, и авантюрным действием, приключением, то в “народной книжке” центр тяжести сместился в сторону действия, приключения. Именно действие, а не герой, сюжет, а не характер привлекали русских читателей XVII в. В “народной книжке” они находили подвиги, экзотические путешествия, любовную интригу. Апофеоз подвига – повесть о Бове королевиче1.
Повесть о Бове королевиче. Сложившись в средневековой Франции, сказания о подвигах рыцаря Бово Антона обошли всю Европу. На Русь эта повесть попала таким сложным путем: в середине XVI в. в Дубровнике, славянской республике на берегу Адриатического моря, широко обращались издания соседней Венеции, в том числе и книги с итальянской версией романа о Бово дАнтона.
Сделанный здесь сербохорватский перевод был в том же XVI в. пересказан по-белорусски. К белорусской версии и восходят в конечном счете все русские списки.
Первый раз повесть о Бове королевиче была упомянута в одном русском источнике во второй четверти XVII в. Списки памятника относятся к еще более позднему времени. Однако есть все основания считать, что “Бова” стал популярным еще задолго до Смуты. Может быть, он проник на Русь путем устной передачи, как богатырская сказка, и только позднее попал в письменность. О популярности повести еще в XVI в. свидетельствуют личные имена.
В середине столетия в Рязани жил Бова Воробин (Воробины – отрасль старинной московской боярской семьи Шевлягиных, родственных Романовым и Шереметевым).
В 1590 г. с Терека в Москву приехал с грамотами пятидесятник Бова Гаврилов. Десять лет спустя патриарший сын боярский Бова Иванов из рода Скрипицыных сделал вклад в Троице-Сергиев монастырь. В 1604 г. из Москвы в Нижний Новгород вез государеву грамоту некий Лукопер Озеров (Лу-копер – один из героев повести, славный богатырь, соперник Бовы).
Насколько рано и насколько прочно вошла повесть в русскую культуру, ясно из рукописного англо-русского словаря врача Марка Рибли, который служил при московском дворе в конце XVI в. К слову рыцарь этот англичанин дает русский эквивалент “Ричарда”, а Личарда – имя одного из персонажей повести о Бове.
На русской почве “Бова” прожил долгую жизнь. Сохранилось не меньше семидесяти списков этого произведения. Двести лет, от петровского времени вплоть до начала XX в., оно расходилось в бесчисленных лубочных изданиях.
Одновременно шел интенсивный процесс переработки и русификации текста.
Белорусская версия была куртуазным романом со сложной интригой. Здесь Бова сражался в турнирах, здесь описывалась церемония посвящения героя в рыцари. Любовь Бовы изображена здесь как любовь рыцаря к даме.
Но на русской почве признаки рыцарского романа постепенно стирались, и повесть сближалась с богатырской сказкой. Особенно показательна в этом смысле 3-я редакция повести (по классификации В. Д. Кузьминой) .
Основные сюжетные узлы в ней сохранены. В завязке рассказано о злодейке-матери Бовы, королеве Милитрисе, которая извела своего мужа и вышла за короля Додона. Милитриса пыталась погубить и сына, но тому удалось бежать и поступить на службу к королю Зензевею. Тут начинается сквозная любовная линия повести: Бова влюбляется в дочь Зензевея Дружневну.
К ней сватаются разные женихи, и дальнейшие бесчисленные приключения Бовы обуславливаются борьбой с соперниками. Читатель узнает о поединках Бовы с богатырями и о битвах, в которых Бова побеждает многотысячное войско, о вероломстве соперников героя, о пленении Бовы и заключении его в темницу и т. п. Бова наконец соединился с Дружневной, она родила ему двух сыновей, но судьба снова их разлучила. Приключения продолжаются.
В конце концов все оканчивается счастливо. Дружневна и Бова снова вместе. Он мстит за отца, убивая Додона и преступную мать.
Повесть настолько сблизилась со сказкой, что перешла в фольклор. Как известно, рыцарский роман “есть производное сказки. Развитие здесь идет по этапам: сказка – роман – сказка”. “Бова” проделал весь этот путь, и к концу XVII в. круг замкнулся.
Повесть “в лицах”, т. е., с иллюстрациями, была среди потешных книг малолетнего царевича Алексея Петровича – наставники царевича ставили ее на одну доску с “робячьими” сказками. 3 декабря 1693 г. из хором царевича “дьяк Кирилла Тихонов снес потешную книгу в лицах в десть (т. е. большого формата) о Бове королевиче, многие листы выдраны и попорчены, а приказал тое книгу починить заново”.
Герои повести находятся в постоянном движении, но движение это хаотическое, оно слабо мотивировано и, по существу, бесцельно. Насколько герои подвижны внешне, настолько они неподвижны внутренне. Их реакции на то, что их окружает, сводятся к примитивному набору простейших эмоций. Они остаются во власти этикета, средневекового или сказочного, и не случайно семилетний Бова, “детище мало”, ведет себя как взрослый человек, влюбляется и сражается, что отнюдь не смущало русских переводчиков и редакторов.
В “Бове” нет характера, ибо он принесен в жертву авантюрному действию. Это – общее правило рыцарского романа; в котором характер заменялся общими декларациями; считалось вполне достаточным сказать о безупречной храбрости героя и о его верности долгу. Лишь немногие персонажи не вписываются в эту схему.
(1 votes, average: 5.00 out of 5)
Loading...