Романтические поэмы и лирика Пушкина в период ссылки

Вся жизнь А. С. Пушкина резко изменилась. Поэт был вырван из привычного круга друзей и знакомых, из столичной обстановки, попал в совершенно иную среду, в новые условия существования. Вместо петербургских улиц перед ним были дикие и суровые горы Кавказа, бесконечный морской простор, залитое ослепительным южным солнцем Крымское побережье. “Искателем новых впечатлений”, “бежавшим” от столь прискучившего ему и презираемого им петербургского светского общества, ощущал себя и сам поэт.

Жадно, как и все современники, начинает он зачитываться

именно в эту пору произведениями Байрона. Все это, естественно, усиливало романтическую настроенность Пушкина. Ярко сказалась она в первом же его лирическом стихотворении периода южной ссылки, которое он начал писать на корабле, по пути из Керчи в Гурзуф,- в элегии “Погасло дневное светило…” (1820).

Сам Пушкин придал позднее своей элегии подзаголовок “Подражание Байрону”, имея в виду знаменитую прощальную песнь Чайльд Гарольда, эпиграф из которой хотел даже предпослать ей. Однако общим является здесь лишь мотив прощания с родиной. Но разрабатывается этот мотив совсем иначе. Характерно,

что уже начало элегии ведет нас не к “Паломничеству Чайльд Гарольда”, а к русской народной песне: “На море синее вечерний пал туман…” (ср. “Уж как пал туман на сине море…”).

Развивающее традицию лицейской элегической поэзии, стихотворение Пушкина исполнено вместе с тем глубокой искренности и силы переживания. Проникновенно-лирическое, сотканное из “волнений и тоски”, горьких воспоминаний о “ранах сердца” и мечтательных порывов к новому, неведомому, оно представляет собой один из замечательнейших образцов русской романтической лирики. Музыкальным рефреном стихотворения является образ волнующегося моря, в котором как бы объективируется мир души поэта-романтика и который будет сопровождать Пушкина в течение всего “южного” периода его творчества.

Обращением к морю – “угрюмому океану” – он начинается, прощанием с морской “свободной стихией” заканчивается (“К морю”, 1824).

В том же 1820 г., когда была завершена Пушкиным элегия, принимается он за работу над своей первой “южной” поэмой “Кавказский пленник” (1821). В “Руслане и Людмиле” поэт уносился “на крыльях вымысла” в мир светлой сказки древних лет. Новая поэма обращена к реальной жизни, к современности.

Сам Пушкин подчеркивал не только глубоко лирическую, субъективную окрашенность своей поэмы (в ней есть “стихи моего сердца”), но и прямую автобиографичность (в смысле общей “душевной” настроенности) образа ее “главного лица”. Неудачу разработки характера героя Пушкин прямо склонен был объяснять тем, что он действовал здесь субъективно-лирическим методом – “списал” его с самого себя: “Характер Пленника неудачен; доказывает это, что я не гожусь в герои романтического стихотворения” (письмо В. П. Горчакову от октября-ноября 1822 г.). Все это не только устанавливает непосредственную преемственную связь между “Кавказским пленником” и элегией “Погасло дневное светило…”, но в известной степени делает его своего рода элегией, развернутой в лиро-эпическую поэму-повесть на экзотическом, “восточном” материале.

Образцы этого нового жанра, данные Байроном в его “восточных” поэмах и сразу же получившие колоссальную популярность, произвели сильнейшее впечатление на Пушкина. Он даже начал было в эту пору переводить первую из “восточных” поэм – “Гяур”. Увлечение поэзией Байрона, основоположника “новейшего романтизма” (термин В. Г. Белинского), романтизма революционного, творческое использование его опыта и достижений имели важное значение для Пушкина в период создания им своих первых “южных” поэм и, естественно, наложили на них заметный отпечаток. “Кавказский пленник”, как и вскоре написанный “Бахчисарайский фонтан”, по позднейшим словам самого Пушкина, “отзывается чтением Байрона, от которого,- добавляет поэт,- я с ума сходил”.

Но уже в “Кавказском пленнике” при несомненном сходстве с поэмами Байрона обнаруживаются и существенные от них отличия, которые в дальнейшем будут все углубляться и нарастать и придадут творчеству Пушкина не только совсем иной по отношению к произведениям великого английского поэта, но во многом и прямо противоположный характер.

В лиро-эпических поэмах Байрона, как почти и во всем его творчестве, преобладающим являлось глубоко личное, субъективное начало. В “Кавказском пленнике” наряду с лирическим началом – потребность самовыражения – сказывается пристальное внимание поэта к окружающей действительности, зоркое в нее вглядывание, умение верно воспроизвести хотя бы некоторые ее черты. Об образе Пленника Пушкин замечал: “Я в нем хотел изобразить это равнодушие к жизни и к ее наслаждениям, эту преждевременную старость души, которые сделались отличительными чертами молодежи 19-го века”. Замечание это очень важно.

Оно показывает, что, едва окончив свою сказочную поэму, в самом начале “южного”, по преимуществу романтического периода своего творчества Пушкин уже ставит перед собой задачу художественного отображения объективной действительности, хочет дать в лице главного героя поэмы образ, типичный для современности, наделенный “отличительными чертами” своей эпохи.

К осуществлению этой задачи поэт идет романтическим, субъективным путем. Психологический портрет Пленника он в основном “списывает” с себя. Своего героя ставит в необычайную, экзотическую обстановку. Из всей его жизни берет только один исключительный, также весьма романтический эпизод, окутывая все остальное атмосферой таинственности, сознательной недосказанности и вместе с тем многозначительных намеков, делаемых в весьма патетической форме.

Из них мы узнаем лишь, что герой “изведал людей и свет”, разочаровался и в том и в другом, что в прошлом он “обнял” некое “грозное страданье”, что его сердце “увяло”, что, “охладев” ко всему, он ищет в мире лишь одного – свободы. Весьма романтична любовная фабула поэмы, как и в высшей степени поэтический, но явно романтизированный идеальный образ героини – “младой черкешенки”. Всему этому соответствует и стиль “Кавказского пленника” – возвышенно-лирический, лишенный и тени той иронии,, которая окрашивала собой живой рассказ в “Руслане и Людмиле”.


1 Star2 Stars3 Stars4 Stars5 Stars (1 votes, average: 5.00 out of 5)
Loading...

Романтические поэмы и лирика Пушкина в период ссылки