“Романсеро”: Любовь и Смерть в пьесах Лорки
Многих читателей и даже исследователей Лорки название книги наталкивало на ложный вывод о том, что поэт в сборнике обращается к экзотическим нравам и быту андалузских цыган. Однако далеко не все стихотворения сборника рассказывают о цыганах. А главное (даже в тех, в которых действуют цыгане) поэта они привлекают не экзотикой быта, но тем, что они наиболее гонимая и преследуемая часть народа.
Пристальное внимание к цыганам, наконец, объяснялось еще и тем, что они в меньшей мере, чем кто-либо другой, скованы условными нормами поведения в современном
Как и в “Канте хондо”, в “Романсеро” господствуют две силы – Любовь и Смерть. Снова фоном для трагедии человека становится у Лорки ночь. Однако в “Цыганском романсеро” ночной пейзаж уже не только традиционный фон испанского, вернее, андалузского фольклора.
В него вплетается новый и очень существенный мотив враждебной человеку человеческой же (по крайней мере, по внешнему
Цыганам из сказочного города, в буйном празднестве раскрывающим свои жизненные силы, противостоят жандармы – мрачное воплощение мертвящей силы закона.
Конечно, избрав символом Смерти и Ночи гражданских гвардейцев, Лорка отнюдь не намеревался создать агитационное, политическое произведение. И все же гражданские мотивы, звучащие в “Романсе об испанской жандармерии”,- свидетельство тех процессов, которые шли в поэзии Лорки. И мир цыган, и мир жандармов – это реальность, пропущенная сквозь сердце и поэтическое сознание Лорки и, следовательно, как всегда у него, сказочно деформированная.
Во второй половине 20-х годов Лорка переживает духовный кризис. В его стихах этих лет-“Ода Сальвадору Дали” (1926) и “Ода священному причастию” (1928) – звучит страстная тоска по упорядоченному миру (“Жажда форм и границ нас одолевает”) и призыв “любить определенное и точное”. Но сам Лорка это “определенное и точное” найти не мог.
Отражением этого душевного смятения было обращение поэта к сюрреализму, его поиски “магического реализма”, выразившиеся, в частности, в созданных в это время Лоркой пьесках “Короткого театра”. В подобном состоянии духа Лорка покидает Испанию и отправляется в Соединенные Штаты.
То, что Лорка увидел в США, поначалу ошеломило его откровенной, доведенной до крайнего предела антигумаиностыо. “Какая-то нечеловеческая архитектура и бешеный ритм жизни, геометрия и ощущение неустроенности. Несмотря на яростный темп жизни, радости там, однако, не сыщешь. И человек, и машина – только рабы времени…” – так позднее сформулировал он первые впечатления от I 1ью-йорка.
Таким этот город предстал и в стихах сборника “Поэт и Нью-Йорке”, созданных в 1929-1930 годах во время пребывания поэта в США.
Как справедливо говорил об этих стихах С. М. Арконада, “обычно столь ритмичный и ясный, Лорка обрушивается здесь на читателя и слушателя потоком бессвязных образов, темных намеков, загадочных словосочетаний, туманных мыслей, поэтических ребусов”. И Арконада, и другие исследователи связывают эти перемены в поэтической манере Лорки с влиянием сюрреализма. Это, безусловно, так. Однако странные, нередко затемненные образы, к которым, как и сюрреалисты, прибегает Лорка, в данном случае удивительно точно воспроизводят тот стремительный и бессмысленный ритм жизни, который поразил поэта.
Пытаясь проникнуть в смысл открывшейся его глазам картины, поэт отмечает в этом мире “полное отсутствие духовного начала”, ужасающую противоестественность механической цивилизации Нью-Йорка. Вся цивилизация Соединенных Штатов – это трагическая пляска смерти. Глазам Лорки открывается истина: мир капиталистической Америки воздвигнут на слезах, крови и жизнях простых людей. Не один, а два мира существуют здесь: мир “рабов, погибших в земле плантаций”, и мир рабовладельцев, “опьяневших от серебра”.
Но недаром в -. подзаголовке стихотворения “Нью-Йорк” стоят слова: “описание и обвинение”. Лорка бросает в лицо Нью-Йорку обвинение от имени и во имя спасения миллионов рабов.
Поэт, изведавший отчаяние при виде “дикости и безумия” Нью-Йорка, с облегчением вздыхает, покидая этот “город Желтого Дьявола”. Один из последних циклов сборника носит знаменательное название “Бегство из Нью-Йорка”, а возвращение в “старую добрую Европу” он воспринимает как “вальс по направлению к цивилизации”.
Отныне Лорка познал всю меру поэтической ответственности за судьбу мира, всю меру близости к обездоленной части человечества. И если и раньше его сердце и его творчество принадлежали народу, то теперь прямой и непосредственный разговор с народом о самом больном и волнующем становится для поэта жизненно насущным. Именно поэтому в 30-х годах, продолжая создавать стихи, Лорка обращается преимущественно к театру, драматургии, в чем видит наилучшую возможность контакта с бедняками, к “партии” которых он причислял себя отныне и до последнего вздоха.
Еще в 1920 году он сочиняет пьесу “Злые чары бабочки”, в которой, перенеся действие в мир насекомых, выразил свою ненависть к пошлому и сытому мещанству, чуждому каких бы то ни было романтических порывов, мечтаний. Эта драма была еще весьма наивна и несовершенна, но в ней уже таились в зародыше и основные мотивы и многие характерные черты его драматургической манеры: переплетение лирического и драматического начала, перенесение центра тяжести с внешней интриги на лирическую атмосферу пьесы, синтетическое использование цветовых и звуковых образов, музыкального ритма и живописной пластичности действия.
(1 votes, average: 5.00 out of 5)
Loading...