Роль художественной детали (О литературе)

Важнейшая задача, которая перед любым писателем, – вызвать у читателя определенное впечатление от каждого образа. И здесь незаменима художественная деталь – та или иная выразительная или изобразительная подробность. В реальной жизни таких подробностей бесконечно много, поэтому перед писателем возникает проблема отбора наиболее характерных, художественно убедительных деталей.

Не случайно в образе Элен Курагиной из “Войны и мира” нам в первую очередь вспоминается се застывшая улыбка, а в образе княжны Марьи – “лучистые

глаза”: Толстой акцентирует те детали портрета, которые в той или иной степени характеризуют внутреннюю сущность персонажа.

Для художественной детали закон “экономии поэтических средств” непреложен: перенасыщенность текста подробностями снижает его эстетическое воздействие.

Величайший мастер художественной детали Чехов не раз подчеркивал вред избыточной детализации для общего впечатления: “Вы нагромоздили целую гору подробностей, и эта гора заслонила солнце”; “Романы Писемского хороши, но утомительны подробностями”.

Конечно, не один Чехов чувствовал необходимость самого

тщательного отбора подробностей; в наиболее совершенных произведениях мы не найдем деталей случайных, не подчиняющихся художественной целесообразности. Дело здесь, разумеется, не в конкретном числе деталей, а именно в их художественной оправданности, подчиненности замыслу. Чехов был скуп на подробности, а Гоголь, напротив, весьма щедр, но и у того и у другого деталь содержательно насыщена, а потому и не производит впечатления лишней, избыточной.

Так, у Гоголя в “Мертвых душах” описания подробностей вещного мира, занимающие очень большой объем, выполняют сразу несколько содержательных задач. Во-первых, с их помощью воспроизводится конкретный быт русской провинции начала XIX в., а это сфера весьма сложная, бытовые формы жизни многообразны и сами по себе чрезвычайно интересны. Всякая деталь здесь неожиданна и потому выразительна, а иногда и причудливо-гротескна (чего стоит, например, привычка мужа Коробочки к почесыванию на ночь пяток или шарманка Ноздрева, обладавшая весьма своенравным характером).

Во-вторых, многочисленные подробности вещного окружения служат как бы проводником гоголевской иронии; каждая вещь не просто “регистрируется”, а определенным образом обыгрывается с помощью простодушно-иронической интонации. И в-третьих, вещи в “Мертвых душах” как бы оживают, получают свой характер, привычки, индивидуальность, и в результате мир вещей предстает более живым и интересным для изучения, чем мир людей – “мертвых душ”.

Любая деталь в художественном произведении выполняет две основные задачи. Во-первых, она является объективной характеристикой человека, вещи, события, и выражает субъективное отношение автора к изображенному.

Художественная деталь всегда обладает некоторой степенью обобщения, выявляет типическое, характерное. Когда Твардовский в поэме “Василий Теркин как будто мимоходом замечает, что “по горькой той привычке,/ Как в пути велела честь,/ Он просил сперва водички,/ А потом просил поесть”, то за этой “горькой привычкой” встает культура, этика поведения, нравственные нормы, веками складывавшиеся в русском народе.

Об обобщающей силе художественной детали, может быть, яснее всего говорит тот факт, что именно деталь, чем-то поразившая воображение художника, часто становится началом творческого процесса. Судя по записным книжкам, так создавались многие рассказы Чехова; так же “начинается” один из лучших рассказов Бунина “Легкое дыхание”: писатель однажды обратил внимание на надгробный памятник, с которого смотрело юное девичье лицо, – вокруг этой детали Бунин “домыслил” историю целой жизни.

Художественной деталью можно обозначить и довольно сложную диалектику характера. Так, в “Железном потоке” Серафимовича на протяжении всего повествования неоднократно подчеркивается постоянная портретная примета Кожуха – “каменные челюсти” – и до самого конца практически ничего не говорится о других деталях портрета. И лишь в последней сцене автор вместе с героями вдруг с удивлением замечает, что у Кожуха – голубые глаза. Сопоставление двух портретных деталей – “каменные челюсти” и “голубые глаза” – делает художественно ощутимым двуплановость характера; пока необходимо было с боями пробиваться к своим, сплачивать полуанархичсскую массу, проявлять волю и непреклонность – символом характера были “каменные челюсти”.

Но этим не исчерпывается характер – когда позади остаются обстоятельства, требовавшие быть “каменным”, обнаруживается глубинная основа личности – живая душа, доброта, гуманизм, и на последней странице романа буквально вспыхивают голубые глаза Кожуха.

Художественная – одно из самых сильных средств, с помощью которых автор эстетически воздействует на читателя. Высокое мастерство в употреблении детали – несомненный показатель “класса” автора: ведь в “мелочи”, подробности, детали как нельзя лучше подтверждается известный афоризм: “Искусство начинается там, где начинается “чуть-чуть””.