Роль внутренних монологов Григория Мелехова в третьем томе романа “Тихий Дон”

Внутренний монолог – это диалог с самим собой. В романе “Тихий Дон” внутренние монологи мы можем встретить в основном только у главного героя – Григория Мелехова, в которых он выражает свои чувства, мысли. В третьем томе романа “Тихий Дон” можно выделить следующие его внутренние монологи:
“И после того, когда полк вступил в полосу непрерывных боев, Григорий всегда, сталкиваясь с неприятелем, находясь в непосредственной от него близости, испытывал все то же острое чувство огромного, ненасытного любопытства к красноармейцам…

“А что за люди? А какие они?” … Тут ему приходилось иметь дело с русскими солдатами, с какими-то иными людьми…”.

Мы видим, что Мелехову не знакомы эти люди – красноармейцы, он не знает кто они, какие они, испытывает острое чувство любопытства к этим людям, хочет их узнать. Он не понимает, почему с ними воюет, зачем и для чего.
“Григорий перебрасывал взгляд с дороги на скачущую зимнуху. “Точи-плуг! Точи-плуг!” – выщелкивала она. И нечаянно вспомнилось Григорию, как вместе с Петром в детстве пасли они в степи индюшат, и Петро, тогда белоголовый, с вечно облупленным курносым носом,

мастерски подражал индюшиному бормотанью и так же переводил их говор на свой детский, потешный язык. Он искусно воспроизводил писк обиженного индюшонка, тоненько выговаривая: “Все в сапожках, а я нет!” … как старый индюк, ходил боком, бормотал: “Гур!

Гур! Гур!” Тогда Григорий смеялся счастливым смехом…” В этом монологе Григорий вспоминает о своем детстве, о доме. Монолог показывает, что где бы не находился Григорий, в какой бы сложной ситуации он не был, единственным успокоением для него было это воспоминания о доме, там где он родился, жил, работал.

Ведь именно в доме и в семье он нашел свою правду.
“… Григорий остро ощутил горделивую радость: такой массой людей он еще никогда не командовал. Но рядом с самолюбивой радостью тяжко ворохнулись в нем тревога, терпкая горечь: сумеет ли он водить так, как надо?

И ему ли властвовать над тысячами жизней и нести за них крестную ответственность. “А главное против кого веду? Против народа… Кто же прав?”. Здесь мы видим, что Григорий находится в состоянии тревоги, растерянности.

Ему впервые довелось командовать тысячами казаками, и он не хочет жертвовать их жизнями и нести за них ответственность. А самое главное в том, что он не понимает против кого поведет их, опять же зачем? И кому верить, кто прав?
Также можно найти монологи, в которых Григорий думает о смерти, что ему незачем жить, он все испытал, все перепробовал, а жизнь ничего нового не преподносит: “Жил и все испытал я за отжитое время. Баб и девок перелюбил, на хороших конях… эх!… потоптал степя, отцовством радовался и людей убивал, сам на смерть ходил, на синее небо красовался. Что же нового покажет мне жизнь?

Нету нового! Можно и помереть. Не страшно”.
Можно выделить монолог, в котором мы видим проявление любви, заботы Григория к Аксинье: “Единственное, что оставалось ему в жизни это – с новой и неуемной силой вспыхнувшая путника в знобящую черную осеннюю ночь далекий трепетный огонек костра в степи. Вот и сейчас, возвращаясь из штаба, он вспомнил о ней, подумал: “Пойдем мы на прорыв, а она как же? – и без колебаний и долгих размышлений решил: – Наталья останется с детьми, с матерью, а Аксютку возьму. Дам ей коня, и пуща при моем штабе едет”.