РЕЦЕНЗИЯ НА СПЕКТАКЛЬ ПО РАССКАЗУ А. П. ЧЕХОВА “СВАДЬБА” (Постановка Петра Фоменко). ДИПЛОМНЫЙ СПЕКТАКЛЬ АКТЕРСКО-РЕЖИССЕРСКОГО КУРСА РАТИ (ГИТИС)

Классика на то и классика, чтобы ее бесконечно пересматривать и интерпретировать – иначе новые постановки пьес, знакомых до каждого слова, почти теряют смысл. Современный зритель давно

Привык к превращениям трагедии в фарс и наоборот. Постановка Фоменко – тот редчайший случай, когда кардинальная переаран­жировка оправданна и целиком, и в частностях; больше того: его прочтение хоть и неожиданно, и ни в коей мере не предусмотрено автором, но исходит из с охотой и готовностью перестраивающего­ся в гротескную трагикомедию. Фарсовая “Свадьба*

создается не ситуациями, но характерами, а где фарсовые – то есть карикатур­ные – характеры, там и возникает гротеск.

Смешные, безобидно-убогие персонажи Чехова в его спектакле стали устрашающими монстрами, чье главное общее свойство – пуленепробиваемая тупость, окрашенная в разные тона. Жених (артист Карэн Бадалов) туп томительно-занудливо, он бесконечно повторяет, что “женитьба – шаг серьезный”, и без устали перечи­тывает-пересчитывает по записной книжке. Невеста (Ольга Левити­на) – идиотически смеющаяся кукла Барби в длинной фате, ее па­паша (Владимир Епифанцев) – агрессивный

дебил; телеграфист Ять, в адрес которого произносится бессмертная фраза “Они хочут свою образованность показать”, и жаждущая “поэзии” акушерка Змеюкина (Марина Глуховская) – кретины с претензией на интел­лигентность и эмансипированность.

Заметим, что этой нежной парочке режиссер дал немного “чу­жого” текста: молодой человек в экстазе декларирует Северянина, а барышне промеж своих собственных экзальтированных вскриков вставляет вдруг “я чайка!”; чуть расширен и текст кондитера Дым-Бы, который к знаменитому “в Греции все есть” добавляет: “люди, львы, орлы и куропатки”. Дополнения вроде бы почти капустниче-ские, но эффект их совершенно противоположный: непритязатель­ная “свадьба” неожиданно оказывается своеобразным мифом “че­ховской интеллигенции”.

Конечно, столь значительный результат не мог быть вызван на­столько незначительными текстовыми включениями. Дело в теат­ральном и, шире, культурном контексте, где это миф давно и ре­шительно “опущен”, так что достаточно лишь легкого толчка, что­бы он от някрошюсовских, к примеру, захолустных казарм или за-харовской коммунальной склоки скатился к той свалке скудоумно­го человеческого мусора, которую демонстрирует Фоменко. Впро­чем, режиссер вообще далеко ушел от Чехова, пусть даже “опущен­ного”: его спектакль – о мире, окончательно рухнувшем в бездну. О мире, где любовь, радость, красота обратились в гнусную паро­дию на самих себя.

И только страдание осталось настоящим страда­нием.

Несмотря на задуманную сниженность образа, режиссер “позво­ляет” испытывать вполне человеческую боль, а зрителям – сочув­ствовать им. Первый раз это парадоксальное чувство возникает, когда объединившаяся в агрессии свадьба стремится исторгнуть Ятя, и он, мгновенно растеряв свои амбиции, став маленьким и жалким, горестно говорит: “Извольте, я уйду”, и долго-долго та­щится к двери и долго, судорожно в нее проталкивается – но эта скорбная нота быстро растворяется в следующем безобразном скан­дале. Во второй раз – в сцене ухода оскорбленного “генерала” – она звучит продолжительней и сильнее, и кажется даже, что невес-

Та, помогающая старику добраться до двери, прониклась к нему со­страданием и стала, таким образом, похожа на человека. Но лишь только он скрывается, как Дашенька поворачивает к публике идио­тически радостное личико и произносит свою основную реплику, задававшую тон всему ее сценическому поведению: “Я так счастли­ва”.

Остается только понять, почему все-таки Фоменко нагрузил столь безобидную пьесу такой почти эсхатологической жутью. С ве­щами многослойными, по-настоящему глубокими Фоменко в по­следние годы дела имел мало, предпочитая просто хорошие пьесы вроде “Без вины виноватых” или “Великолепного рогоносца” – все выходило замечательно.

Итак, веселая “Свадьба” обернулась страшным гротескным рек­вием; впрочем, иногда и на этом спектакле случается посмеяться.