Разве ревут волы, если ясли полны? — Часть вторая (пересказ)

Сечевик. Большое село Пески, а полторы сотни лет потому на этом месте стояли небольшие хутора. Домов было мало.

Люди жили в землянках. Лишней земли лежало необозримо, и те, кто сюда приходил, брали столько, сколько могли обработать. Люди расселялись, и так возникло село Пески.

Название получило из-за песка, которого было много перед самим селом.

Как-то поселился здесь сечевик Мирин Гудзь — немолодой, коренастый, с длинными усами, с закрученным за ухо оселедцем. Ходил на охоту, да и забрел как-то на хутор к казаку Зайцу. Около землянки

встретил дочь Зайца Марину.

Полюбил и вступил в брак с ней. С того времени заржавело сечевое ружье, стал Мирин Гудзь полет пахать, хлеб растить, а Марина — сына Ивана качать. Когда Ивась подрос, то стал играться в войну, о которой часто рассказывал отец.

Радовался Мирин своим сыном-воином, зато мать не любила тех страшных игрушек.

Она рисовала перед сыном картины тихой пахарского жизни, и Иван переставал воевать. А как исполнился ему шестнадцатый год, то стал он присматриваться к хозяйству. Мать радовалась этому, да и отец видел, что прошлое не повернешь, рыцарство таяло, вокруг Украину облегало барство,

и казаки иногда искали ласку у господ.

Крестьяне еще были свободны, но вкруг разлеглась неволя. Грустно жить стало старому казаку. Сын чуждался родительского духа, последние сечевики умерли.

Мирин удивлялся новым порядкам, когда свой своего в неволю загоняет, каждый только о себе заботится, а братская беда — чужая беда. Ругался с односельчанами, напоминал им о рыцарстве, казачестве, воле. Его иногда поддерживали, рассказывали об издевательстве господ над крепостными, а затем разойдутся, чтобы назавтра опять стать к ежедневному хлебопашескому труду.

Как увидел Мирин, что уже прошло казачье царство, а наступило хлебопашеское хозяйство, то решил женить сына на Мотре, дочери казака Кабанища. Зажил Иван Гудзь со своей женой тихо и мирно. За три года родилось у них трое сыновей: один Максим, второй Василий, а третий Ониско. Старый Мирин часто брал Максима на колени и рассказывал ему грозные повести о древних дрязгах.

Максим полюбил деда больше отца и матери. Старость побраталась с молодостью. Сечевик смахнул пыль своей души в молоденькую душу внука!

Пески в неволе. Жизнь круто повернула своим тяжелым колесом — да и закрутило Пески… в неволю! Досталось село господину Польскому. Был он небогатый шляхтич, служил в каком-то полку, терся по передних вельмож.

За верную службу наградила его царица большим селом Пески. Приехал сиятельный господин не сам, а с каким-то потертым, обтрепанным жидком Лейбой и обьявил крестьянам, что теперь они уже не казаки, потому что Пески полностью принадлежат ему. Люди недовольно загудели, зашумели. Генерал подскочил к переднему и что было мочи ударил его в ухо, толкнул у повозку жида, вскочил сам — и только его и видели.

Покатил в Гетманское, рассказал, какой «бунт» подняли крестьяне, а на второй день в Пески вступала рота москалей. Крестьяне напугались и уже молчали, как генерал ходил из дома в дом и переписывал свое добро. Не сидел без дела и Мирин Гудзь.

Раздобыл себе и сыну бумаги, что они казаки. Так его семья и еще некоторые более умные остались свободными, а их односельчане были переписаны генералом и превратились в крепостных. Как-то рано утром по селу бегал войт и собирал людей на площадь.

Сошлись, шумят. Немного погодя приехал генерал, объявил своим крепостным, что будут жить они, как сами знают. Только ему будут платить небольшой налог за землю, а будут отдавать его Лейбе, который остается в селе на хозяйстве. Люди сначала спорили, а потом присмирели.

Генерал сел в тележку, в последний раз блеснул в глаза крестьянам его мундир с эполетами, сверкнул серебряный пояс с кистями. Больше его крестьяне не видели. Лейба остался на хозяйстве.

Через месяц приехала его жена с десятком жиденят, поставили домик, да и стали шинковать. Пошло все по-старому. Казаки и крепостные пахали землю, засевали, жали, косили, молотили.

Генералу платили небольшой чинш. Привыкли крестьяне к Лейбе, стали ходить к нему в шинок, потому что у жида водка была более дешевая, чем у казаков… Стал Лейба нужным человеком на селе. Завел скот, за которым ходит уже батрачка Гапка.

Пески поднялись, разрослись. Землянки исчезли, на их месте белели нарядные мазанки. Мирону ничего того не пришлось увидеть.

Скосила его мысль о неволе родного края, умер последний сечевик.

Господа Польские. Прошло десять лет. До крестьян дошла весть, что генерал умер, а генеральша едет с сыновьями на село жить.

Приказчики построили для господ новый дворец, выселив с того места, которое полюбили, две семьи. Крестьянские дома были развалившимися, новый дворец стал лучше крестьянской церкви. И впервые крестьяне пошли на барщину: строили, мазали барские хоромы.

Новый приказчик Потапович долго муштровал крепостных, учил встречать «госпожу». И вот — она сама приехала… Собрались люди посмотреть на это чудо. Седых дедов выслали навстречу с хлебом — солью.

Но генеральша за дорогу очень устала и не приняла ни хлеб, ни соль. Она даже не глянула в сторону людей. Крестьяне только и увидели свою госпожи сзади, — высокую, сухую, как вяленую тарань.

Дети, два мальчика десяти и двенадцати лет, выскочили за матерью из рыдвана и побежали к группе самых молодых своих крепостных и стали дергать их за волосы. Вскоре приказали расходиться. Пошли крестьяне по домам, неся в склоненных головах грустные мысли и предчувствия.

А на утро приказала госпожа снести все дома, которые стояли напротив барского дворца и заграждали вид из барских окон. Ежедневно идут все новые и новые приказы, новые и новые выдумки, которые камень по камешку выбивали из человеческой воли.

Крестьяне долго не поддавались и не смогли осилить генеральскую силу. И тогда стали убегать целыми семьями в свободные степи. А те, что остались, покорно работали на барских нивах. Нагайка в умелых барских руках быстро превратила рьяных степовиков в покорных волов.

Вскоре молодых панычей отвезли в науку, а из науки вернулась старшая дочь Вера Семеновна. На следующий день раным-рано крестьянин Кирилл Очкур провожал ко двору, как к гробу, свою старшую дочь Анну — красивую, хорошую девушку, которую брали горничной для молодой госпожи. На второй год приезжает вторая дочь, на третьей — третья.

Набрали в покои господа крестьян, которые прислуживали и в горницах, и на кухне, и в конюшнях. Ту голодную толпу нужно чем-то кормить. А дочерей замуж отдавать, лари приобрести?

Нужно обо всем подумать. Заклекотал генеральский дворец… Музыка, танцы каждого дня.

В горницах гостей — негде продвинуться. Всех нужно накормить, напоить. И работали крепостные, как те волы, на барщине уже по четыре дня на неделю, и сносили во двор кур, гусей, яйца…


Разве ревут волы, если ясли полны? — Часть вторая (пересказ)