Пушкинское начало в драме Лермонтова “Маскарад”

Общеизвестно, что Лермонтова серьезно волновала судьба его поколения. Пожалуй, впервые так подробно и, главное, философски-проблемно она была художественно исследована и рассмотрена в драме “Маскарад”. Драма явилась для Лермонтова рубежом в его творческой эволюции – в ней пересматривалась юношеская концепция протестующего героя и подвергалась суду его нравственная позиция, его идеал жизни, его нормы отношения к обществу, к людям.

Именно потому Лермонтов так настойчиво добивался постановки драмы в театре, пытался переделывать

пьесу в связи с замечаниями цензора,- он хотел ею начать свою деятельность в литературе.

Идейная проблематика драмы была чрезвычайно актуальна. Ее подсказало время, и обусловлена она во многом творчеством Пушкина, поскольку он первым в России начал решительный пересмотр философии романтизма, показав трагизм судьбы и убеждений героев Байрона.

Пушкина интересовала судьба поколения молодых дворян, начавших самостоятельную жизнь в 30-е годы. Каковы их устремления, интересы, их место и роль в обще-ственной жизни? Пушкин не только ставил острые и больные вопросы времени, но, как реалист, оказался способным

раскрыть и объяснить идейные истоки драмы нового поколения. Лермонтов всю жизнь внимательно читал Пушкина, постоянно возвращался к его произведениям.

Опыт Пушкина-реалиста с каждым годом приобретал все большее значение в его творческой и мировоззренческой эволюции. Освоение этого опыта сказалось и на концепции драмы “Маскарад”. Вследствие этого объективно возникает важный и принципиальный аспект анализа драмы – выяснение в ней пушкинского начала.

К сожалению, изучавших “Маскарад” интересовали совсем другие проблемы, и, конечно, прежде всего традиционный для определенного времени историко-литературный вопрос – установление литературных источников драмы. На протяжении нескольких десятилетий исследователи искали в мировой литературе похожие сюжетные коллизии, сходные мотивы, обстоятельства действий героев. Искали и, естественно, находили.

В итоге источников оказалось множество – и Шекспир (“Отелло”), и Шиллер (“Коварство и любовь”), и “Берлинские привидения, или Нечаянная встреча в маскараде”, и водевиль неизвестного автора “Урок недоверчивых, или Маскарадная трагедия”, и Коцебу (“Маскарад, или Удачное испытание”), серия произведений на темы “жизнь игрока” и убийства из ревности – и русских, и западноевропейских писателей.

В этом потоке изысканий “источников” стали появляться (появляются и в последние годы) серьезные исследования “Маскарада”, и прежде всего образа главного героя Арбенина, установление его генетических связей с романтическими героями юношеского периода творчества Лермонтова, причем наиболее подробно в связи с образом демона. Проблема демонизма драмы вызывает особый интерес. Отсюда тщательное рассмотрение философской концепции Арбенина-демона, низведенного в быт, взаимосвязь добра и зла в поведении и мироощущении героя.

В этой связи рассматривается в драме сложное, противоречивое единство добра и зла – проблема, поставленная Шеллингом и художественно рассмотренная Лермонтовым.

В русле поисков источников пьесы, в связи с обнаружением в романтической драме реалистически точных и конкретных описаний быта и нравов петербургского высшего света появились работы, указывающие на связь “Маскарада” с комедией “Горе от ума”.

Зазвучала в ряде исследований и тема Пушкина. Пожалуй, раньше всех, в духе своей концепции – “влияние Пушкина в творчестве Лермонтова”, одно место в драме Лермонтова, свидетельствующее о том, что драматург “вспомнил” Пушкина, отметил Б. В. Нейман. Ученый установил: в романе Пушкина “Евгений Онегин” есть стих: “Доныне гордый наш язык”, а в драме Лермонтова он повторен: “Не гнется гордый наш язык”.

На таком уровне была поставлена проблема пушкинского начала в “Маскараде”.

В конце 1930-х годов направление в науке, видевшее свою задачу изучения литературы прежде всего в установлении источников и “текстуальных влияний”, себя исчерпало. Историзм побеждал в литературоведении. Исследование литературного процесса и отдельных произведений стало осуществляться на ином, более плодотворном и перспективном уровне.

Снятие проблемы “текстуальных влияний” вовсе не означало отказа от рассмотрения и объяснения принципов изображения схожих явлений действительности, некоторой (по очень сложной) зависимости одних авторов от их предшественников. Поэтому закономерно анализ драмы Лермонтова в новых условиях вел исследователей к современности, к русской жизни середины 1830-х годов, а точнее – к жизни столичного дворянства, петербургского света, к актуальным вопросам бытия господствующего сословия, к отражению этого бытия в художественной литературе. Естественно, на новом уровне изучения литературы появились работы, рассматривавшие “Маскарад” в окружении произведений той же эпохи.

Так на горизонте исследователей появилась “Пиковая дама” Пушкина. В 1941 году, нарушая сложившуюся и устойчивую традицию рассматривать связи Лермонтова лишь с произведениями Пушкина, написанными до 1830 года, В. Л. Комарович, опираясь на факты, указал, что Лермонтов, создавая “Маскарад”, учитывал опыт Пушкина в “Пиковой даме”. Правда, Комарович свой тезис не подтвердил тщательным анализом обоих произведений, Но заслуживает внимания сама попытка установления связи произведений Пушкина и Лермонтова, посвященных одной эпохе и построенных на близком материале.

Впереди предстояло сравнительное изучение.

С другой стороны, при рассмотрении “Маскарада” привлекались произведения Пушкина не по хронологическому, но по тематическому принципу. В том же 1941 году появилась статья Д. Д. Благого: “Лермонтов и Пушкин”. В ней, как мы уже знаем, ученый сформулировал принципиально новую концепцию решения проблемы “Лермонтов и Пушкин”. В частности Д. Д. Благой категорически отказался от поисков “лексических влияний” и остановился на вопросах творческих.

Отсюда его сопоставление ситуации “Маскарада” (романтический герой Арбенин, убивающий подозреваемую в измене жену Нину) с ситуацией поэмы “Цыганы” и поведением ее главного героя Алеко.

Конкретное сопоставление ситуаций “Маскарада” и “Цыган” вызвало возражение Б. М. Эйхенбаума. Все эти суждения привнесены в “Пиковую даму” и “Маскарад”, а не извлечены из этих произведений. Это в сущности лишь последовательное развитие концепции Б. Эйхенбаума о характере отношений Лермонтова к Пушкину. Он писал: “Известно, что многие замыслы Лермонтова были ответом или откликом на произведения Пушкина.

В юношеских вещах это часто имело вид соревнования или подражания, в позднейших – определилось как несогласие, спор”. Убеждение ученого о неизбежности спора опирается на тезис Белинского, высказанный в его ранних статьях, что Лермонтов и Пушкин принадлежат к разным эпохам. Б. Эйхенбаум свою мысль подкрепляет цитатой из Белинского: “Лермонтов спорит с Пушкиным как “поэт совсем другой эпохи”.