Пугачев – разбойник или освободитель? (по повести А. С. Пушкина “Капитанская дочка”)

Александр Сергеевич Пушкин дважды обращался к легендарной личности Пугачева: в первый раз, когда он трудился над “Историей Пугачева”, и во второй, когда писал “Капитанскую дочку”. В 1836 году была напечатана повесть “Капитанская дочка”, а работу над “Историей” Пушкин завершил на два года раньше. Поэт изучал закрытые архивные материалы, обращался к разным лицам с просьбой сообщить ему все, что известно им о Пугачеве.

Емельян Пугачев в “Капитанской дочке”, – несомненно, неординарный человек.
Рисуя Пугачева,

Пушкин не слепо следует за его биографией, не пересказывает ее день за днем, час за часом. В то же время фантазия художника не исказила исторической правды. В романе, не стесненном нормами научного исследования, а поданном в жанре мемуарных записок вымышленного персонажа – дворянина Петра Андреевича Гринева, Пушкин создал целостный и законченный образ Пугачева, более близкий к реальному предводителю народного восстания.

Со страниц “Капитанской дочки” Пугачев предстает как человек свободолюбивый, наделенный здравым смыслом, юмором и великодушием. Он ярко и образно говорит о себе и своем деле, доверительно

рассказывает Гриневу о своих ближайших сподвижниках.
Пушкинский Пугачев предприимчив, бесстрашен до той степени, что провозгласил себя Петром III. Когда его предупреждают, что на бунтовщиков направлены пушки, он насмешливо отвечает: “Разве пушки на царей льются?” Он притягивает народ мечтой о свободе. Не напрасно отворяются навстречу его войску ворота крепости.

А рядом со всем этим – жестокость, бессмысленные массовые казни. “Вором и разбойником” называет его комендант крепости Миронов. Он себя не обманывает, хотя лукавит с окружающими, называя себя царем, а Гриневу, который больше всех его понял, говорит: “Гришка Отрепьев над Москвой ведь царствовал”. От волжского разбойника у Пугачева яркий, наполненный прибаутками и баснями язык.

Самое привлекательное в нем – это могучая вольная натура, стиснутая в “мундире”, в который одела его судьба. Рассказывая Гриневу об орле и вороне, он выдает свое заветное желание: “Чем триста лет питаться падалью, лучше раз напиться живой кровью, а там что Бог даст!”
Реальный же Пугачев был намного коварнее, мстительнее и жестче. Он мог приказать повесить “поближе к звездам” астронома Ловица, отдать на расправу свою любовницу Елизавету Харлову и ее семилетнего брата, дать распоряжение тайно удавить близкого друга Лысова после хмельной ссоры.
Схваченный, Пугачев заклинает Екатерину II о помиловании. Когда граф Панин назвал его вороном, Пугачев ответил: “Я не ворон, я вороненок; ворон еще летает”. Панин в кровь разбил ему лицо и вырвал клок бороды.

А Пугачев… начал молить о пощаде.
В народе сохранилась яркая память о Пугачеве-освободителе. Даже когда он сидел в клетке, простой люд приходил кормить его из рук и приводил своих детей, чтобы те запомнили: они видели самого Пугачева.
Пугачев был народным героем, не важно, разбойником или освободителем. Только такого героя мог породить народ в то время.