“Простота взгляда” Достоевского часть II

Вместе с бытием мира они теряют и свое собственное бытие. Отрыв от конкретности есть путь к смерти, к небытию.
Не будем прослеживать такой же двойственности в иных сферах душевной жизни, вне сферы мысли. Может быть, это было бы даже и гораздо легче и результаты анализов были бы рельефнее. Остановимся, однако, еще на одном мотиве мировоззрения Достоевского, подводящем нас непосредственно к темам, пограничным для антропологии и космологии.
“Чугунные”, “неподвижные” понятия есть в то же время понятия в себе замкнутые, оторвавшиеся

от жизни той высшей стихии, в которой только и возможны живые, конкретные идеи.
По мнению Гераклита (как сообщает Секст Эмпирик), сознательная жизнь человека объясняется общением с мировою средою, ночью, во сне, общение это прекращается и человек, оторвавшись от реального мира, остается в пределах своего собственного, индивидуального мира – мира сновидений. Если связь с под – и надсознательным является для Достоевского основою всей душевной жизни человека, то отрыв – “отъединение”, “обособление” – человека от высших и низших сфер бытия является причиною всех форм упадка, разложения, разрушения душевной жизни. “Обособившийся” человек отрывается от той субстанции духовной жизни, от того “воздуха”, в котором “носятся идеи”, он создает себе свои собственные, “обособленные” идеи. Такие “обособленные идеи” и есть идеи “чугунные”, “неподвижные”.
Дневник писателя 1877 г. стоит под знаком сознания, что “наступила какая-то эпоха всеобщего обособления. Все обособляются, уединяются, всякому хочется выдумать что-нибудь свое собственное, новое и неслыханное. Всякий отбрасывает все, что прежде было бы общего в мыслях и чувствах, и начинает со своих собственных мыслей и чувств.

Всякому хочется начать с начала. Разрываются прежние связи без сожаления, и каждый действует сам по себе”. Это “обособление” не есть “обособление” только просвещенское.

Достоевский приводит десятки примеров, из которых одни напоминают “обособившихся” героев Достоевского, просвещенцев – от Ставрогина и Смердякова, другие же – отнюдь не просвещенцы, а, напр., даже христиане, но только “выдумывающие” христианскую, но свою собственную веру.
Судьба “обособившихся” глубоко трагична. Что “выдумано” (а не “угадано”, не принято из “воздуха”, в котором “носятся идеи”), то и остается в недрах души выдумавшего. “Выдумки” лишены “заразительности” идей.
Именно поэтому трагичнейший и несчастнейший из просвещенцев Достоевского, Ипполит в “Идиоте”, имеет все основания жаловаться: “мысль нельзя истолковать
и передать другим людям, хотя бы вы исписали целые томы, растолковывали вашу мысль тридцать лет”. “Всегда останется нечто, ни за что не захочет выйти из-под вашего черепа и останется при вас навеки; с тем вы и умрете, не передав никому, может быть, самого-то главного из вашей жизни”. Жалобы Ипполита имеют основание, ибо он живет не “идеями”, а именно “выдумками”, мыслями обособившегося разума, не черпающего идей из “воздуха”, в котором они носятся, и поэтому неспособного передать их другим, “заразить” своих близких своими мыслями. “Обособление” – в основе трагедии мужа Кроткой: “люди на земле одни – вот беда. Есть ли в поле жив человек?” – восклицает он, забывая, что ведь человека-то он не заметил рядом с собою, не заметил Кроткой, подменив в своем сознании ее душевную жизнь какими-то проекциями своей собственной жажды власти и “выдумок”, выросших из этой жажды. Длинный ряд “уединенных” тянется у Достоевского от Голядкина и Прохарчина до Ставрогина, Ипполита, мужа Кроткой, Ивана, Смердякова…

У всех них одна трагедия – “выдумка” и неспособность этой выдумки овладеть сердцами и мыслями людскими. “Обособление” есть отказ человека от своей “микрокосмичности”, от своих “синтетических” задач.
В этом понятии “обособления”, “уединения” – своеобразная интерпретация Достоевским той его основной проблемы, которая ставит его на определенное и значительное место в ряду европейских мыслителей XIX века. Это та “онтологоэтическая” проблема, которой я посвятил свою работу о двойнике.
“Обособление” – искаженное и “опрощенное” выражение глубочайшей проблемы реальности человеческого бытия. “Обособление” – это “закрепление”, омертвление, опрощение, “фиксация” и, так сказать, “чугунный отлив” живой идеи личности. Вспомним, как во “Сне смешного человека” и в “Записках из подполья” причудливо сплетаются мотивы борьбы за личность и борьбы “за разъединение и обособление, – за мое и твое”. Жажда конкретного места в бытии, искание “своего места”, борьба за него – Голядкина, Прохарчина, героев “Униженных и оскорбленных”, героев “Бесов”, героя “Записок из подполья”, и даже стремление черта Ивана Федоровича “хоть в семипудовую купчиху воплотиться” – все это различные рефлексы основной темы самого Достоевского: но рефлексы карикатурные, “опрощенные”, иными словами – “идея на улице…”